Поэтические традиции в поэме А.С.Пушкина

Но в отличие от традиционно романтической трактовки, безумие пушкинских героев далеко от «высокой болезни». Однако безумие не переводит Евгения в разряд романтических титанов или страдальцев или: даже в своем «освобождении от оков разума» они не становятся вне окружающего, либо над ним, как того требует канон романтизма. Слишком густо оказывается социальное окружение героев, слишком сильны обстоятельства: безумие не несет персонажу Пушкина полного высвобождения от социального амплуа (бедный чиновник). Сумасшествие лишь разрушает его последние связи с обществом, с городом и жизнью.Мифологический,легендарно романтический мотив: статуя мстит человеку,  «мертвый хватает живого» - мотив, некогда обыгранный и отвергнутый Александром Сергеевичем с позиций неромантической поэтики в послании к Дельвигу («Прими сей череп, Дельвиг…»). В «Медном всаднике» мотив получает действенное, пластическое воплощение (статуя преследует Евгения), а также реалистическую мотивировку: великолепно исполненная по фантастическому размаху и поэтической точности воспроизведения сцена погони - лишь бред сумасшедшего Евгения, галлюцинация и видения.Фантастический эпизод становится своеобразным противостоянием и слиянием возможностей, точкой схода разных стилевых тенденций в творческом методе «Медного всадника». Однако кульминационный эпизод погони не остается чем-либо особенным в художественной структуре пушкинской поэмы, где единство всех компонентов достигает концентрации и силы. Фантастический эпизод имеет определенные текстовые рамки (от слов «показалось ему» до стиха «с тяжелым топотом скакал»). Этот эпизод занимает совершенно определенное место в сюжетно-композиционном развитии поэмы. Эпизод погони локализован в тексте поэмы и не имеет аналогов и сближений в остальном тексте поэмы. Однако этот сюжетный момент не только выделен, он растворен в целостном единстве «Медного всадника». Он как бы опутан сетью многообразных соответствий и соотнесенийсо множеством явлений, которые находятся на разных структурных уровнях.Именно многообразие таких контекстуальных связей не позволяет кульминации поэмы (ее фантастической части и наиболее романтичной) отделиться, обособиться от художественного целого «Медного всадника», а сама единичность фантастического фрагмента в контексте поэмы не дает права говорить о «Медном всаднике» как произведении фантастическом или исключительно романтичном по своей доминанте. Романтическая стихия в «Медном Всаднике» характеризуется неоднозначно: она — «Божий гнев», она — «Божия стихия», с которой «царям не совладать».Но эта стихия также — хаос, разбой, торжествующий над порядком (волны — злые воры, Нева подобна злодею, который со своей шайкой «ломит, режет, крушит и грабит»).Петр не нарисован как начало порядка, противостоящего безумному хаосу, а, напротив, составляет единое целое с ним.Когда волны встают, словно горы, когда буйный ветер срывает с Евгения шляпу, когда вокруг него «вода и больше ничего», когда герою кажется, что жизнь — «насмешка неба над землёй», именно тогда над волнами поэт рисует бронзовую статую.«И обращён к нему спиноюВ неколебимой вышинеНад возмущённою НевоюСтоит с простёртою рукоюКумир на бронзовом коне».Е.М. Таборисская противопоставляет методы творчества Пушкина в Медном всаднике и Пиковой даме:Организация художественного хронотопа подтверждает впечатление эпического размаха «Медного всадника» и камерности «Пиковой дамы»: ареной событий в поэме является река и город — его площади; действие «Пиковой дамы» развертывается в интерьерах. В «Медном всаднике» события приобретают эпохальный характер, в «Пиковой даме» мерой времени остается жизнь частного человека. Для поэмы характерны прорывы в вечность: годичный цикл жизни города, со- и противопоставление похорон Евгения «ради бога» и «вечного сна Петра» переводят художественное время из контекста социального в контекст онтологический. В «Пиковой даме» Пушкин осуществляет выход к проблемам бытия более сложным и опосредованным путем.Установка Пушкина на реальность, заявленный факт,документ наводнения в поэме образует столь мощное поле напряжения, что вся история маленького человека, включая погоню и бунт, приобретает сутьреального происшествия и невыдуманной судьбы. Жанровая, родовая сущность поэмы и ее стихотворная структура в силу свойств и функций самого стиха являются важнейшими факторами формирования эпизмаи реализма «Медного всадника» как в плане установки на объективность (в противоположность субъективному лирическому началу), так и в плане масштабности и универсальности (в противоположность камерности, интимности, единичности).ЗаключениеПоставленные цель и задачи работы выполнены. В первой главе сформулированы определения и принципы романтической и реалистической поэтики.Для поэтики реализма характерно построение образов персонажей на пересечении различных языковых,социальных, пространственно-временных точек зрения как различных методов и форм оценки и восприятия личности персонажа. Реалистическое мироощущение отказывает сознанию определенного, одного человека (персонажа) в праве на выражение исключительной истины: эта истина постигается множеством умов и сознаний, в каждом из них зафиксированы различные степени соприкосновения к ней.Неразрешимость противоречий романтического сознания и главенствующий принцип иронии рождает поэтику романтического двоемирия, а такжеразных (часто амбивалентных) возможностей оценки персонажей, в которых возвеличивается божественная творческая сила, либо, что часто бывает, обнаруживается полная несостоятельность личностныхпретензий. Романтизм утверждает абсолют индивидуального сознания и оценки.Во второй главе кратко прослеживается основной конфликт поэмы.В третьей главе прослеживаются романтические и реалистические тенденции поэмы. Мотив сумасшествия, безумия и бунта – типичные для романтизма. Но в отличие от традиционно романтической трактовки, безумие пушкинских героев далеко от «высокой болезни». Однако безумие не переводит Евгения в разряд романтических титанов или страдальцев или: даже в своем «освобождении от оков разума» они не становятся вне окружающего, либо над ним, как того требует канон романтизма. Слишком густо оказывается социальное окружение героев, слишком сильны обстоятельства: безумие не несет персонажу полного высвобождения от социального амплуа. Установка Пушкина на реальность, заявленный факт, документ наводнения в поэме образует столь мощное поле напряжения, что вся история маленького человека, включая погоню и бунт, приобретает суть реального происшествия и невыдуманной судьбы. Жанровая, родовая сущность поэмы и ее стихотворная структура в силу свойств и функций самого стиха являются важнейшими факторами формирования эпизмаи реализма «Медного всадника» как в плане установки на объективность (в противоположность субъективному лирическому началу), так и в плане масштабности и универсальности (в противоположность камерности, интимности, единичности).Список литературы1. Винокуров Е. Заметки о Пушкине // Вопросы литературы. 1974. N 1.2. Измайлов Н.В. "Медный всадник" А.С. Пушкина: История замысла и создания, публикации и изучения Л.: Наука.1978. 3. Крыстева Д. Поэтическая формализация мифов о Петре I и «Медный всадник» Пушкина // Рус.лит. - 1992. - № 3.4. Макаровская Г.В. «Медный всадник». Итоги и проблемы изучения / Г.В. Макаровская. – Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 1978. 5. Пушкин А.С. Собрание сочинений в 10 томах. М.: Государственное издательство художественной литературы, Т. 3. 1960. 6. Рымарь Н.Т. Поэтика: слов, актуал. терминов и понятий / [под редТамарченко]. — М.: Издательство Кулагиной; Intrada, 2008. 7. Соловьева Н.А. «Медный всадник»: романтизм через эстетику прекрасного и возвышенного. Мир романтизма: сб. науч. тр.: к 50-летию научно-педагогической деятельности профессора И.В.Карташовой. Тверь. Твер. Гос. Ун-т. 2011. Т. 16 (40). 8. Таборисская Е. М. Своеобразие решения темы безумия в произведениях Пушкина 1833 года // Пушкинские чтения. Таллин, 1990. 9. Тамарченко Н.Д. Поэтика: слов, актуал. терминов и понятий / [под редТамарченко]. — М.: Издательство Кулагиной; Intrada, 2008. 10. Тойбин, И. М. Философско-историческая поэма А.С. Пушкина «Медный всадник». Ученые записки / Кур.гос. пед. ин-т ; вып. 55, 1986. 11. Томашевский Б.В. Пушкин. Современные проблемы историко-литературного изучения.: Образование, 1925.12. Фридлендер ЕМ. Поэтика русского реализма. — Л., 1971. 13. Халвин Ю. О «парнасском афеизме» Пушкина и о «Медном Всаднике». // Литература (Первое сентября). - 2004. - N 25.