Нравственные коллизии в романе Гюго

ЗАКЛЮЧЕНИЕПодводя итоги, с полным правом В. Гюго можно отнести к тем демократическим французским писателям, историкам и общественным деятелям середины XIX века, которые, не приемля существующую действительность в социуме, искали противовес и противодействие ей в народе, безмерно его идеализируя. Они доказывали, что народу органически чужды эгоизм и стяжательство, что он является воплощением доброты и человечности, и для бедняка заботиться о счастье других людей так же естественно, как для буржуа - думать о личной выгоде. Свое наиболее полное выражение эта французская «народническая» концепция нашла в книге Жюля Мишле «Народ» («Le Peuple», 1846 г.) и в романах и повестях Жорж Санд из крестьянской жизни; красноречиво развивал ее также Луи Блан, представитель утопического социализма, особенно близка она было иВ. Гюго в период изгнания. Для последнего буржуазия – мерзкий урод, потерявший все достоинства. Народ же - основавсякого права, источник силы, воплощение всех добродетелей, величественный в своем гневе, великодушный в своих победах, одновременно лев и ягненок, он мечтает о братстве и общем миредаже среди ужасных уличных боев.Вместе с тем для писателей, историков и общественных деятелей названного направления народ был носителем социально-исторической истины, своеобразным светочем в сумерках эпохи: нравственная чистота и «здоровый инстинкт» вроде позволяли ему почти безошибочно различать правду и ложь, выбирать правильное направление на запутанных путях истории.Эти своеобразные «народнические» концепции разделял и зрелый В. Гюго, ими в изрядной степени определялись как его критика и отрицание существующего общества, так и его пафос утверждения положительных идеалов, его исторический оптимизм. Народ у него - носитель высших нравственных и духовных начал, источник и движущая сила прогресса. Народ наделен у него способностью распознавать истину: о епископе Мириэле злословят только в салонах, народ же, не склонен подозревать плохое в добрых намерениях, был тронут им и восхищен. В книге о Мирабо писатель утверждал: народ инстинктом чувствует, где правда, когда же ему выпадает возможность; повинуясь здравому инстинкту, он устраивает жизнь в полном согласии с «естественным правом», разумно и справедливо [3]. Вместе с тем народ у В. Гюго - носитель высшей истины: «вглядитесь в народ, и вы увидите истину», - провозглашает он в романе [3].Следует еще затронуть здесь вопрос «Гюго и социализм», который составляет несомненный интерес и прямо касается романа «Отверженные». Как известно, В. Гюго в послереволюционном 1848 году постоянно называл себя социалистом, датируя начало своего социализма 1829 годом, когда вышла его повесть «Последний день смертника». И при этом его социализм, теоретически неопределенный и расплывчатый, был очень далек от «научного». Он не предусматривал ликвидацию частной собственности, а, напротив, признавал ее краеугольным камнем общественного строения; собственно, социалистический принцип у В. Гюго ограничивался лишь сферой справедливого распределения материальных и духовных благ. О теоретической неопределенности и расплывчатости социализма В. Гюго свидетельствует и то, что он отождествлял его то с романтизмом, исходя из гуманистического пафоса прогрессивных романтиков («Романтизм и социализм - одно и то же», - провозглашал он в трактате «Уильям Шекспир»), то с демократией и республикой («Демократия, республика, социализм - принцип, форма, приложения», - заявлял он в «Истории одного преступления»). А в «Post-scriptum моей жизни» он формулировал свою социалистическую программу как формулу настоящего социализма, способную сделать человека морально лучше, умственно выше, материально счастливее. Сначала доброта, затем высота, счастья напоследок.Несомненно, этот социализм В. Гюго сложился под определяющим влиянием учений социалистов-утопистов первой половины XIX в. и несет на себе их явственный отпечаток, в том числе и определенную религиозную окраску. Все характерные черты утопического социализма были вместе с тем основными идеями и чувствами, на которых В. Гюго строил свое социальное мировоззрение. Однако он не восходит к какому-либо из учений социалистов-утопистов; испытывая такое воздействие, В. Гюго однако не становился сторонником какой-то одной доктрины и искал в разных учениях элементы веры, созвучные своим социальным ожиданиям и требованиям. Собственно, социализм В. Гюго был «социализмом чувства», который вытекал из широкой гуманности поэта, его искреннего сочувствия страдающему народу.В период изгнания завершается также формирование взглядов В. Гюго на природу литературы и искусства, их роль и назначение в человечестве. В общем эстетико-литературная программа писателя тесно связана с его социальным мировоззрением, системой его представлений о путях и способах совершенствования общества. Свое выражение нашло оно в трактате «Уильям Шекспир» (1864 г.), меньше всего посвященном анализу творчества гениального драматурга английского Возрождения. Здесь В. Гюго, прежде всего, отстаивает и развивает идею социальной активности литературы и искусства, призывает художников способствовать тем общественным преобразованиям, которые прокладывают человечеству путь к лучшему будущему. Он утверждает, что поэты - первые воспитатели народа, что они формируют душу народа и должны формировать ее в героическом духе. Он призывает их заняться изучением социальных ран, атаковать порок, преступление, позор, вмешиваться в решение государственных проблем.При этом В. Гюго выходил из убеждения, что искусство, красота глубже всего и активнее всего действуют на нравственную природу человека и прежде всего из-за нее оказывают свое большое цивилизующее влияние на общество. Он считал, что этические и эстетические источники души объединены в бездонной глубине, и отсюда необычная способность искусства очищать и облагораживать человека и тем самым способствовать прогрессу общества.Поэтому он и отмечает так категорично в романе «Отверженные»: «Прекрасное так же нужно, как и полезное, а возможно, и больше» [3]. Его вера в благотворное влияниеискусства была настолько велика, что он доходил даже до довольно рискованного утверждения: «Быть ​​восприимчивым к искусству - это значит быть способным к преступлению»[3]. А его окончательный вывод в этом вопросе звучит так: «Улучшение человека и земли - это следствие волшебного действия искусства» [3].И «Отверженные» - это, прежде всего, роман о тех, кто является подножием социальной пирамиды и постоянно подвергается тяжелому гнету и эксплуатации, обрекается несправедливым обществом на страдания и нищету. Тема социальной несправедливости и ее жертв волновала В. Гюго давно, и роман «Отверженные» стал ее полным воплощением. Тема трагической судьбы простого народа в существующем обществе входит в роман вместе с образом Жана Вальжана. Его поймали «на горячем», и суд вынес жестокий приговор - почти двадцать лет каторги (стоит здесь заметить, что это не «романтические преувеличения» В. Гюго, а, так сказать, «юридическая норма» во Франции того времени). Характерная деталь: все это произошло в 1795 году, то есть сразу же после большой революции, которая установила во Франции новое устройство.Как известно, революции 1789-1794 гг. В. Гюго считал событием всемирно-исторического масштаба и значения, поэтому во многих его произведениях, прежде всего, в романе «Девяносто третий год», она воспроизводится в героико-патетическом ключе. Здесь же она предстает в несколько неожиданном социально-правовом разрезе. Более того, он развивает дальше эту тему, приводит факты в подтверждение того, что жестокая судебная расправа над Жаном не была какой-то случайностью: автор этого произведения вдруг имеет дело с воровством хлеба как причиной краха человеческой судьбы. Клод Ге украл хлеб; Жан Вальжан украл хлеб. Английская статистика установила, что в Лондоне непосредственная причина четырех краж из пяти - голод.Жан Вальжан в его, так сказать, восходящей позиции - настолько забитый и темный человек, что он скорее интуитивно чувствует, чем понимает трагизм своего положения, когда его заковывают в кандалы. На каторге он пробыл почти двадцать лет и вернулся оттуда морально опустошенным, озлобленным существом, полным страстной ненависти ко всему миру. В. Гюго признает, что это вполне естественная реакция обездоленного человека на социальный мир, полный жестокости и равнодушия к тяжелой судьбе простого человека. А образ Жана Вальжана – это, прежде всего, воплощение названной идеи, построение и развертывание, ее «метаморфоза» подчиненная максимально выразительному и впечатляющему выражению. Сказанное касается и большинства образов романа «Отверженные».СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:Брахман С. «Отверженные» Виктора Гюго / С.Р. Брахман. - М.: Художественная литература, 1968. – 105 с. – С. 37.Гюго В. Отверженные: роман: в 5 ч. / Виктор Гюго; пер. с фр. под ред. А. Виноградова. - М., ЗАО «БММ», Литература; Харьков: Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», 2013.Гюго В. Отверженные [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://loveread.ec/view_global.php?id=8387 (дата обращения – 03 октября 2016 года)Сафронова Н. Виктор Гюго. Биография писателя / Н.Н. Сафронова. – Москва: Просвещение, 1989. – 176 с. – С. 58.