Неклассическая эстетика. Шопенгауэр.

Неклассическая эстетика Артура Шопенгауэра
Одной из самых значимых фигур в философии, оказавших значительное влияние на эстетические ориентиры современников, является, безусловно, Артур Шопенгауэр. Особая линия философской рефлексии берет свое начало именно из творчества Шопенгауэра. Самый первый вывод, который делает значимый философ, касается воли и освобождения от нее. Он считает, что нужно освободиться от воли как от бесполезной, темной и всемогущей силы. В его философии, воля – это слепая сила жизненности человека, которая ведет из ниоткуда в никуда. Основные позиции философских взглядов изложены в труде Артура Шопенгауэра «Мир как воля и представление».
Освобождение от зависимости воли также освобождает человека и от страдания. Но, по мнению Шопенгауэра, наука не может освободить от воли, поскольку не имеет конечной цели. Стоит отметить, что в метафизике философа, страдание – это крайне важный и незаменимый элемент. Человек воспринимается им как существо страдающее, а понятия «бытие» и «страдание» - взаимосвязанными философскими категориями, которые не могут быть отделены друг от друга. Однако, Шопенгауэр считает, что освободиться от страдания можно только путем познания, которое возвышает человека над его волей. Оно погружает его в самое себя, погружает его в созерцание идей – подлинных сущностей бытия. Многомерное по своей природе искусство может помочь человеку достичь такого состояния. Искусство делает человека познающим идеи, тем самым возвышая его над волей. С другой стороны оно делает доступными скрытые идеи, чем помогает преодолевать субъективную волю. Философ пишет, что «обыкновенный человек – это фабричный товар природы», намекая на то, что создавать искусство способен только гений. В непосредственном создании произведений искусства, философ видел особую миссию художника, который делает для людей возможным познавать. Также Шопенгауэр высоко ценил музыку как категорию абсолютного искусства.
По мнению Артура Шопенгауэра, самое адекватное отражение реальности – это созерцание. Любое произведение искусства намерено показать человеку вещи такими, какими они есть на самом деле. Если угодно, рассеять туман случайностей, которые мешают объективному познанию. Именно через такое познание произведений искусства (то есть созерцание), художник уводит человека от собственных желаний в состояние покоя, а значит и высшего блага. Шопенгауэр считает, сто счастье – это не что иное, как спокойствие. Отсюда понятна его связь с восточной философии, в которой спокойствие является основой многих религиозных учений и практик.
Каждый воспринимающий искусство человек, по мнению философа, должен обнаружить сокрытую в произведении мудрость. Каждый человек должен воспринять эту мудрость как можно ближе к своей натуре, обязательно через призму своего восприятия. Во взаимодействии созерцания и формы к понятию «искусство», Шопенгауэр видит близость к Востоку. Вся его созерцательность, погруженность в себя, медитативность, направленность на сознание напоминает традиции восточных философских систем, например, буддизм. Хотя сам философ не употребляет понятия из восточной философии, они угадываются в его трудах достаточно очевидно. Созерцая произведение искусства, человек легче достигает состояние покоя и высшего блага, поскольку искусство и есть созерцание в чистом виде. Эту отзывчивость творчества и искусства философ называет «красотой в объективном мире», а то чувство, которое искусство вызывает в людях – «чувство красоты». Исходя из этого, можно сделать вывод, что эстетика Шопенгауэра имеет существенную взаимосвязь объективной красоты с субъектом, то есть самим воспринимающим искусство. Отпуская на свободу воображение и художественно воспринимая объект искусства, человек проникает в сущность всех вещей, в метафизику бытия. Отдельные искусства и их части отражают, преимущественно, некоторые степени объективации мировой воли. Например, по мнению Шопенгауэра, гидравлика и архитектура, примененные в художественных целях (это могут быть искусственные водопады, красивые фонтаны и т.д.) отображают низшие ступени объективации воли именно в неорганизованном мире. Философ считает, что они несут в себе эстетическую идею тяжести в красивой оболочке.
Однако, эстетика Шопенгауэра крайне неоднозначна, как и его философия. Красота не есть реально существующее, даже не смотря на свою высшую истинность. Философ осознает всю бессмысленность красоты в мире, подчиненной утилитарной воле и бездушному управлению. Но именно благодаря восприятию красоты и ее существованию в субъекте восприятия, она дает возможность отодвинуть всю безобразность объективного мира на задний план, предоставить ему менее значимую роль. Однако, Шопегауэр всерьез говорит о невозможности жить вне эфемерного мира, шаткого и непостоянного, безобразного и дикого одновременно.
По сути, главным предметом искусства Артур считал именно человека. Также считал, что лучше всего неоднозначную и иррациональную человеческую природу передает поэзия. Безусловно, поэзия является искусством многообразным, но более адекватную и объективную картину сущности человека дает, прежде всего, трагедия. Целью трагедии, этой вершины поэтического творчества, – писал Шопенгауэр, – является изображение страшной стороны жизни … здесь, на высшей ступени объектности воли, грозно выступает в своем полном развитии ее борьба с самою собою [1]. Совершеннейшим видом трагедии, по Шопенгауэру, следует признать тот, при котором страдания людей предстают не как результат случая или какой-то исключительной злобы отдельных индивидов, а как следствие неотвратимых законов, когда ни одна сторона не оказывается исключительно неправой. Подобные трагедии не могут остаться безразличными для людей, поскольку они чувствуют, что в любой момент могут сами попасть под сокрушающее действие таких сил. Среди немногочисленных примеров трагедий этого высшего рода Шопенгауэр упоминал Гамлета, если иметь в виду только отношение героя к Лаэрту и Офелии и Фауста, если видеть главный момент действия в событии с Гретхен и ее братом.
Особое место в ряду искусств, по Шопенгауэру, занимает музыка. Если другие искусства преимущественно отображают какие-то отдельные идеи, то музыка есть непосредственная объективация и отпечаток всей воли, подобно самому миру, подобно идеям, множественное явление которых составляет мир отдельных вещей[1]. Итак, музыка объективирует мировую волю, но по-другому, нежели идеи. Тем не менее это обстоятельство задает некий параллелизм между музыкой и миром идей, наглядно обнаруживающийся в природе гармонии. В самых низких тонах гармонии, в ее басовом голосе, – писал Шопенгауэр, –я узнаю низшие ступени объективации воли, неорганическую природу, планетную массу … далее, в совокупности сопровождающих голосов, образующих гармонию, между басом и ведущим, исполняющим мелодию голосом, я узнаю всю лестницу идей, в которых объективируется воля … наконец, в мелодии, в главном высоком голосе, который поет, ведет все целое … я узнаю высшую ступень объективации воли, осмысленную жизнь и стремление человека [1]. В известном смысле музыка параллельна и философии, тоже отображающей мир в целом. Поэтому полное объяснение музыки в понятиях являлось бы точным понятийным отображением мира, т. е. истинной философией. Известны удивительные факты взаимодействия философии и музыки: учение Шопенгауэра о музыке воодушевляло Р. Вагнера и некоторых других философски настроенных известных композиторов.
Музыка же не есть выражение какой-нибудь ступени объективации воли, она есть "снимок самой воли", она есть полнейшее мистическое выражение ее глубочайшей сущности. Бас символизирует низшие формы объективации воли - косную материю, мелодии - человеческий дух, средние голоса - промежуточные ступени объективации. Поэтому связывать музыку с текстом, делать ее орудием для выражения специальных чувствований (например, в опере) - это значит суживать ее значение: она воплощает в себе (например, в симфонии Моцарта) волю во всей ее полноте.
Высоко ценя трагическое в искусстве, Ш. отводит надлежащее место и комическому, предлагая особую теорию смешного. Смешное должно было обратить на себя внимание Ш. как эстетическое освещение мировой дисгармонии. Сущность смешного заключается в неожиданном подведении известного конкретного факта, известной интуиции под несоответствующий концепт. Все смешное можно выразить в форме силлогизма, где большая посылка неоспорима, а меньшая неожиданна и проскальзывает, так сказать, в рассуждение незаконным путем. Так, например, однажды, когда в Париже было запрещено пение "Марсельезы", театральная публика стала требовать от актеров, чтобы они ее исполнили. На сцене появился жандарм и заявил шумящей толпе, что на сцене не должно появляться ничего такого, что не значится в афише. "А вы-то сами значитесь на афише?!" - крикнул кто-то из публики, чем и вызвал гомерический смех в театре. В своей эстетике Ш. ограничивается преимущественно указанием метафизического содержания искусства, сравнительно менее он останавливается на формальных условиях красоты, подробнее исследованных гербартианцами; на исторической эволюции прекрасного (Гегель), на оценке процесса одухотворения ("Einf Э hlung") антропоморфической социализации мировых явлений в искусстве Ш. вовсе не останавливается.