Религия Японии

Иногда их составные элементы вступали в процесс взаимной диффузии друг с другом, иногда оставались отчетливыми знаками определенной заимствованной идеологии;5) упорядоченная силлабическая система стиха под конфуцианским влиянием стала трактоваться в контексте общих мироустроительных деяний ранней государственности как фактор гармонии, т.е. поэзия кроме прежних магических функций взяла на себя задачу поддержания порядка в мире, отождествившемся с государственными структурами ранней Японии;6) в основе этой песенной поэзии лежит архаическая концепция целостного природного универсума, но поднятая китайскими натурфилософскими идеями на более высокую ступень.Японские исследователи древней поэзии обычно связывают ее генезис с игрищами утагаки. Обряды на утагаки имели полифункциональную значимость (со временем они стали связываться с плодородием), включали танцы, песни, возжигание костров, образование временных брачных пар.Утагаки в деревнях обычно проводились весной или осенью. В столице Нара – на границе зимы и весны, в связи с церемонией фую-но маиури (праздник зимы). Вскоре он распался на ряд главных синтоистских праздников: церемония была связана с целями ритуала – усмирение души.Участниками утагаки были мужские и женские группы, хотя могло быть и две мужские команды. Со времени зарождения поэзии на утагаки обычно связывается приоритетность лирических мотивов в последующей японской традиции.Распространенным жанром японской классической поэзии было пятистишие танка. Несомненно, это восходит к обрядовым песням, которые происходили на игрищах утагаки. Следует сказать, что переход от древних утагаки к классической поэзии не обозначен как процесс преобразовательный. Скорее это является пустой полосой, ничем не заполненным промежутком между старинным обрядом и языческими хороводами с одной стороны, и традиционной литературной танка с устоявшимся набором тропов – с другой.В японской поэзии доминирует единственная метрическая схема. Поэтому разнообразие и богатство стиха достигалось с помощью повышенной нагруженности тропов, установлением ряда конвенциональных списков словесных сочетаний, сакрализации омонимии.В такой системе особое значение приобретает исполнительская манера. Необходимо подчеркнуть, что манера декламации стихотворения, музыкальный ритм, в нем заложенный, не безразличны к смыслу и к художественной субстанции стиха.В классических японских повестях, кроме передачи тайного знания, усматриваются следы социально-ритуального опознания. Оно представлено в мифах «Кодзики» в архаическом виде. Примерами, свидетельствующими о богатстве и важности ритуальных предписаний (по части песенно-стихотворного поведения), изобилуют классические повести.В раннюю литературную поэзию в трансформированном виде переходит отношение к вещи в ритуале и мифе, что вызывает несомненный интерес. Как известно, в архаическом мире, качества не могут быть отчуждаемы от вещей. Как свидетельствуют тексты, эта черта была мировоззренческой и поэтологической доминантой.Японской поэзией демонстративно подчеркивается тождество вещи и слова. Нередко стихотворение посылается к адресату с определенной вещью, чаще всего с цветком или веткой. Их названия помогают понять основу построения омонимического тропа. Также они указывают на элементы природного ряда, с которыми адресат в данном стихотворении себя отождествляет.Японцы полагали, что слово равнозначно вещи. Акт номинации приравнивался к деянию. Отсюда вытекает особенная роль в ритуальной поэзии слова. Интересно, что, несмотря на учреждение по китайскому образцу палаты Онъёрё, занимающейся практикой гадания инь-ян, несмотря на влияние даосского мировоззрения и других течений китайской философии, для японской модели мира нумерологический мистицизм оказывается несущественным. Во всяком случае числовая модель мира не получила концептуальной разработки.Судя по разным поэтическим текстам, она не нашла сознательного и явственного выражения в предметном, конкретно-чувственном модусе японского мировосприятия. Одной из определяющих черт японской культуры является целостность архаического японского космоса и равноправие его частей. Следует отметить, что эта черта сохранилась и в настоящее время не только в определенных видах искусства, но и в технологических формах.Для Японии была характерна аграрная ориентация хозяйственной деятельности. Это вместе с климатическими, почвенными, географическими и историческими особенностями развития страны, привело к тому, что Япония определилась как «цветочная культура».Ряды растений и животных избирались для классификации времени по сезонам. В пользу этого говорит то обстоятельство, что в этих целях не использовалось прямое упоминание месяца года или урагана, жары, холода и т.д. Можно сказать, что растения и животные являлись постоянными посредниками между человеком и циклическим временем. Они выполняли роль связующих и классифицирующих знаков.Можно сказать, что особое место среди классифицирующих космологических рядов в ранней японской поэзии занимает вегетативный ряд. Прежде всего, по распространенности и употребительности. Вероятно, что растениям на ранней фазе японской культуры приписывалось ритуальное значение.Современные исследования указывают, что в хозяйственной деятельности населения имели значение растения и деревья. Например, срок лова или земледельческих работ зависел от зацветания деревьев.В ранней поэзии растения выражали самые разные идеи и концепции, например, они, могли служить своеобразными языковыми табу. Вероятно, уже с VII в. официально был закреплен ритуал сезонного сбора трав. Например, ритуальный сбор и приготовление похлебки из особенных трав обеспечивал собирателю здоровье и благополучие.Таким образом, растения выступали носителями тайного знания о невидимом мире, особая космологическая отмеченность растений и животных, закрепившаяся в культуре вплоть до позднего времени, вероятно, способна объяснить и такой поэтологический факт, как обязательное обозначение времени (сезона) в поэзии хай иcy с помощью сезонных слов, связанных с явлениями природы и прежде всего растениями и животными.ЗаключениеВ области языка и государственной сфере главенствующим стало племя Ямато. Но некоторые племена, отличные от него, также играли важную роль в становлении единого культурного космоса Японии. Отдельные элементы ритуала были заимствованы из практики покоренных племен и переносились в сферу государственных обрядов. Эти элементы, соответствующим образом трансформированные, были включены в сферу ранней литературы, где приобрели вид поэтических клише.Первые японские теоретики стиха полагали, что рождение поэзии связано с божествами, периферийными по отношению к пантеону Ямато.Объединение этносов в едином государстве Ямато было сложным и длительным процессом. Впоследствии этот процесс был обогащен волной культурных заимствований с материка. Первые памятники письменности создавались в поле конфуцианских представлений, буддийских идей, древнекитайской натурфилософии. Изначально эти заимствования не были адаптированы, многие воспринимались как чужеземная магия.Большое значение для исследования ранних литературных текстов имеет мировоззренческий, идеологический контекст. В японской культуре отчетливо просматривается несколько мифологических слоев, что нашло отражение в ритуальных текстах и ранних трактатах по поэтике.Среди ритуальных текстов особую роль играли молитвословия норито, сэммё (указы правителей) и песни ооута, исполнявшиеся в ритуале оосэтиэ. Несмотря на принадлежность к разным ритуальным классам эти песни имели много общего в структуре построения отдельного текста или циклов. Кроме того, наблюдается сходство элементов композиции. С помощью текстов возможно проследить процесс развития ранней литературы в широком, обрядовом контексте.Следует подчеркнуть, что ранняя литературная поэзия, песня (ута) обладала своей мифологической историей. В ранних трактатах она приравнивалась ко всему живому. В ходе развития литературной мысли песни приписывались определенным божествам.Следует отметить, что становление литературы происходило в условиях мощных влияний китайской традиции, что придавало определенную окраску разным литературным проявлениям и феноменам.Список литературы1. Воробьев М.В. Япония в III—VII вв. / М.В. Воробьев. - М.: Наука, 1980. – 344 с.2. Гавристова Т.М. Буддизм. Даосизм. Конфуцианство / Т.М. Гавристова. – Ярославль: ЯГУ им. П.Г. Демидова, 2010. – 140 с.3. Горелов А.А. История мировых религий / А.А. Горелов. – М.: Флинта, 2011. – 360 с.4. Грачев М. История и культура Японии / М. Грачев, М. Есипова, Л. Ермакова. – М.: Гиперион, 2018. – 436 с.5. Денисова А.И. Оценка заимствования и преобразования религии и культуры в Японии / А.И. Денисова // Аналитика культурологи. – 2012. - №1 (22). – С. 43-46.6. Ермакова Л.М. Речи богов и песни людей: ритуально-мифологические истоки японской литературной эстетики / Л.М. Ермакова. - М.: Восточная литература, 1995. - 272 с.7. История Японии / под ред. Д.В. Стрельцова. – М.: Аспект Пресс, 2018. – 592 с.8. Китагава Дж. М. Религия в истории Японии / Дж. М. Китагава. – СПб.: Наука. Ленинградское отделение, 2005. – 592 с.9. Трубникова Н.Н., Бачурин А.С. История религий Японии IX – XII вв. / Н.Н. Трубникова, А.С. Бачурин. – М.: Наталис, 2009. – 559 с.10. Фролова Е.Л. Ямада Хитоси Шаманизм и фольклор айнов, японцев и народов Сибири: сравнительный аспект / Е.Л. Фролова, Ямада Хитоси // Вестник Новосибирского государственного университета. – 2013. - №4. – С. 65-71.