Антитеза Москва-Питер в публикации

..всегда была ассоциативно связана в поэзии Блока с темой смерти – самоубийства или убийства» [12, с. 171]. А у Найденова мы находим что-то похожее. Строгая старушка из поезда на вопрос, какое определение утопии ей ближе – место, которого нет, или место благости, – отвечает: «Мне нравится третье. Пошел и утопился». Автор охотно соглашается: «В Питере всегда есть множество возможностей красиво покончить с собой, а в ноябре появляется еще и желание». Автор уточняет: для поездки в какой-нибудь город надо выбирать подходящий сезон: для Сочи это будет бархатный сентябрь, для Москвы – гастрономический январь, для Питера – суицидальный ноябрь. А питерский «удобный сезон» как раз «то самое время, когда с темного низкого неба сыплется каша из воды и снега. Самая подходящая погода для пьющих, самоубийц и пьющих самоубийц». Как же удобно, добавим мы от себя. И можно вспомнить слова из приведенной выше цитаты: петля путешествия замкнулась, и автор бы даже сказал, что затянулась...Погружая читателя в угрюмую атмосферу ночного города (конечно, такого читателя, которому достаточно прочитать «Улица. Фонарь», чтобы в нее погрузиться), автор прежде всего создает соответствующее настроение, и это, видимо, само по себе важно. Но отметим такую деталь: завершая рассказ о встречах и разговорах на блоковском маршруте, он пытается вспомнить восторг, который у него вызвал когда-то Петербург, и не может. С грустью автор констатирует: «...третьего не дано: здесь ты либо замкнут в своем одиночестве, либо открыт всему миру меж небом и водой». И здесь же – почти восклицание: «Какой уж тут восторг – живым бы до Москвы добраться». А затем, уже в самом конце текста, об этом подробнее: «Надо уносить ноги из этого зазеркалья, иначе сам станешь частью утопии. Скорее в реальный мир чистогана и бездушия. В любимый город желтого дьявола. В Москву, в Москву, в Москву». Здесь опять можно сказать, что круг замкнулся, но уже в плане позитивном (для авторского посыла): долой из этого суицидального кошмара, в родную Москву. Пусть на нее Питер смотрит высокомерно, зато она свой, родная. Вообще Петербург как образ в репортаже Найденова непредсказуем с точки зрения читательского восприятия. Он обладает «контрастностью», «двуначалием» как признаками амбивалентности [1] и даже гротеска. Блок с его двойниками, «раздвоенной личностью» [8] тут весьма кстати. Тем более если заведения питейные, все сплошь кабаки да трактиры, то что-то может и привидеться. Обратим внимание на слова Найденова: «...куда ни присядешь выпить с местным человеком, полезут на поверхность мертвые поэты: сначала акмеисты, потом символисты...», потом «Бродский, Уфлянд, Вайль и обязательно, многократно, – Довлатов». Почему Довлатов «обязательно» и «многократно»? Видимо, у автора есть причины так сказать. Но вот что интересно: стилевой «шарм» репортажа, его синтаксис, и прежде всего парцелляция, поразительно напоминают довлатовские тексты. Привет вам из Москвы, мы тоже не лыком шиты. Это тоже, как и в случае с «улицей» и «фонарем», развернутая аллюзия – раскрывшись на своем уровне, она охватывает весь текст.Вообще аллюзивный план репортажа, ориентированный на «своего» читателя», весьма богат. «Сергей наливает. Мы немедленно выпиваем. За Питер, разумеется, за его творческое начало». Это «Москва – Петушки», Веничка Ерофеев: и немедленно выпил.Таким образом, И. Найденов использует разные средства выражения контраста, они присутствуют в трансформации жанра (отражаемым событием стало самоощущение: каким я вижу Питер, как я воспринимаю слова о Москве, могу ли я достойно отреагировать на них), в своеобразии сюжета (развитие самоощущения в разговорах и размышлениях), в явных и скрытых реминисценциях, в сравнениях и метафорах(в Питере ходить по проходным дворам – как по кишечнику анаконды, и как тут не вспомнить свой, симпатичный, «родной каждому закоренелому москвичу Кривоколенный переулок»). ЗАКЛЮЧЕНИЕИтак, репортаж Игоря Найденова, который не совсем репортаж (или даже вовсе не репортаж, потому что в теории соответствующий жанр не только к публицистике, а и к аналитическим жанрам не относится) показал нам весьма мрачную картину того, что увидел журналист в городе на Неве. Сравнения, метафоры весьма жесткие, настроение где-то даже суицидальное (почему – так до конца и не ясно). Куда уж там Ахматовой с ее «Как люблю, как любила глядеть я / На закованные берега…» до этой правды жизни. Автор (скажем еще раз: автор, представленный в тексте, и автор-повествователь не одно и то же) выбрал простой, но эффективный метод общения: выпить и поговорить. («Как там у нашего вымышленного поводыря Блока в “Незнакомке”? “Ты право, пьяное чудовище! Я знаю: истина в вине”».)Может быть, и правда, что редакция дала именно такое задание («редкий случай, когда редакция… поощряет пьянство на производстве»), но итоги вполне впечатляющие (в смысле: результативные). Передавая (слово смакуя, пожалуй, слишком избитое) подробности этого самого «пьянства на производстве», автор вполне трезв в своей иронии, которую вообще нужно считать главной и наиболее удачной составляющей репортажа. Можно вспомнить блоковское же: В кабаках, в переулках, в извивах, В электрическом сне наяву Я искал бесконечно красивыхИ бессмертно влюбленных в молву. А ведь автор их находит – красивых и влюбленных, но не в молву, а в свой город. Вот они – антитеза и контраст: настроения мрачное, а люди, которых встретил Найденов, симпатичны, доброжелательны, никакой агрессии в отношении Москвы не проявляют.Так что мы имеем дело вовсе не с одной из попыток поспособствовать разрушению какого-то мифа о Петербурге. На самом деле Игорь Найденов в своем репортаже как раз исходит из мифа – нет, не о самом Петербурге, а о противостоянии двух городов. (Вторая столица, да еще культурная, да понаехали оттуда разные, знаете ли.) Важнее, что он этот миф поддерживает – но только в сугубо ироничном ключе. А сам миф скорее бытового плана, чем философского. Читатель, который почему-либо знаком с атмосферой возле деревянного моста на Каменный остров (где недалеко аптека), непременно улыбнется, прочитав, например, такое: «В Питере так повсюду: в какую сторону ни пойдешь – это все равно будут те самые 730 шагов Раскольникова к дому старухи-процентщицы…» Антитеза Питер – Москва оказывается искусственной, подчиненной настроению автора-наблюдателя. Но от этого репортаж не становится менее симпатичным. В сильной позиции оказывается эмоциональный план текста, в рамках которого (плана) антитеза и существует как атрибут авторского сознания. Внешней сюжетности, связанной с блоковским маршрутом, противопоставляется (тоже контраст) другой план: это общение с петербуржцами, дающее автору богатую пищу для размышлений – если когда и серьезных, то все равно «запеленатых»в ироничную ершистость. А сама публикация дает пищу для понимания языковой личности репортера – во всех оттенках ее проявлений в тексте. Но, как было сказано в начале работы, эта личность конструируется реальным автором, но не идентична ему. В этом вся прелесть игры с читателем. Репортаж получился пестрым, во многом несвязным. Видимо, так было задумано. В общем, когда голова думает, язык отдыхает. И наоборот. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫБабенко, И. А. Амбивалентность как художественный код гротеска / И. А. Бабенко // Филологические науки : научный альманах. – 2017. – № 1. – С. 301–303. Богомолов, А. Ю. Языковая личность персонажа в аспекте психопоэтики. (На материале романа Л.Н. Толстого «Анна Каренина») : автореф. дис. ... канд. филол. наук / А. Ю. Богомолов. – Череповец, 2005. – 22 с. Бочина, Т. Г. Стилистика контраста. Очерки по языку русских пословиц / Т. Г. Бочина. – Казань : Изд-во КГУ, 2002. – 196 с.Валгина, Н. С. Современный русский язык : учеб. для вузов / Н. С. Валгина, Д. Э. Розенталь, М. И. Фомина ; под ред. Н. С. Валгиной. – 6-е изд., перераб. и доп. – М. : Логос, 2002. – 528 с.Гинзбург, Л. Я. О психологической прозе. О литературном герое / Л.Я. Гинзбург. – СПб. : Азбука, 2016. – 701 с. Головин, Б. Н. Основы культуры речи : учеб. для вузов / Б. Н. Головин. – 2-е изд., испр. – М. : Высшая школа, 1988. – 320 с. Егорченко, О. Н. Стилистические фигуры контраста в современном русском литературном языке: семантико-структурно-функциональная характеристика) : автореф. дис. … канд. филол. наук / О.Н. Егорченко. – Абакан, 2006. – 20 с.Кадимов, Р. Г. Тема раздвоенного сознания в поэзии Блока и Анненского / Р. Г. Кадимов // Известия Дагестанского государственного педагогического университета. Общественные и гуманитарные науки. – 2007. – № 1. – С. 85–93. Караулов, Ю. И. Русский язык и языковая личность / Ю. И. Караулов. – 7-е изд. – М. : Изд-во ЛКИ, 2010. – 264 с. Катаев, В. Б. Проза Чехова: проблемы интерпретации / В. Б. Катаев. – М. : Изд-во МГУ, 1979. – 326 c. Литературный энциклопедический словарь / под общ. ред. В. М. Кожевникова, П. А. Николаева. – М. : Советская энциклопедия, 1987. – 750 с. Лихачев, Д. С. Из комментария к стихотворению Блока «Ночь, улица, фонарь, аптека...» // Литература – реальность – литература / Д. С. Лихачев. – Л. : Советский писатель, 1981. – С. 166–172. Мирошниченко, А. Работа в пресс-службе. Журналистика для пресс-секретарей / А. А. Мирошниченко. – М. : МедиаЛайн : Альпина Паблишер, 2012. – 192 с. Русский язык : энциклопедия / гл. ред. Ю. Н. Караулов. – 2-е изд., перераб. и доп. – М. : Большая Российская энциклопедия : Русский язык, 1998. – 704 с. Сазонова, В. А. Антонимы как средство выражения контраста в языке и художественной речи: на материале прозы А. П. Чехова: автореф. дис. … канд. филол. наук / В. А. Сазонова. – Красноярск, 2011. – 22 с. Словарь литературоведческих терминов / ред.-сост. Л. И. Тимофеев, С. В. Тураев. – 2-изд., дораб. – М. : Просвещение, 1974. – 312 с. Тертычный, А. А. Жанры периодической печати : учеб. пособие для вузов. – 5-е изд., испр. и доп. – М. : Аспект Пресс, 2014. – 350 с.Тимина, С. И. Последний роман Андрея Белого // Москва / Андрей Белый ; сост., вступ. и примеч. С.И. Тиминой. – М. : Советская Россия, 1990. – 768 с. Хализев, В. Е. Теория литературы : учеб. / В.Е. Хализев. – 4-е изд., испр. и доп.– М. : Высшая школа, 2004. – 405 с.Шанский, Н. М. В мире слов : кн. для учителя / Н. М. Шанский. – 3-е изд., испр. и доп. – М. : Просвещение, 1985. – 256 с.