по книге Дейка Т.А. ван
Заказать уникальный реферат- 15 15 страниц
- 0 + 0 источников
- Добавлена 02.01.2020
- Содержание
- Часть работы
- Список литературы
Рассмотрев структуру действия, я перейду во втором разделе к некоторым особенностям его описания на естественном языке, а затем попытаюсь определить повествования как особые виды описаний действий, следуя некоторым конкретным правилам и ограничениям. С самого начала следует указать, что термины «нарративный дискурс» или «нарратив» относятся не только к литературным видам нарратива, таким как проявление в коротких рассказах, романах и т. П., Ни к таким повествованиям, как мифы, народные сказки. , эпопеи и тд. По нескольким причинам, как структурным (их сложность), так и функциональным (их прагматические условия), такие повествования будут называться искусственными. Понимание искусственных нарративов должно основываться на тщательном анализе естественных нарративов в том виде, в каком они происходят в естественной, «повседневной» беседе. В этом отношении наше исследование должно быть междисциплинарным, а именно как вклад в философию, лингвистику и поэтику. В результате выбранной точки зрения я ограничусь анализом «структуры действия» нарративов. Эта структура действия является частью абстрактной логической структуры повествовательного дискурса и обычно называется «сюжетом» повествования или истории. Отношения между «базовой» структурой действия и структурой предложений дискурса здесь будут игнорироваться, потому что отношения между логическими (смысловыми) структурами и грамматическими «поверхностными» структурами все еще довольно неясны в современной лингвистике. Хотя в недавних грамматических исследованиях принято характеризовать абстрактные базовые (смысловые) структуры в терминах формальных языков, таких как исчисления модальных предикатов, интенциональные логики, категориальные языки, алгебры, теория графов или топология, наш подход будет оставаться неформальным и сосредоточиться на правильное аналитическое построение теории и ее эмпирических основ. Это не означает, что в настоящее время интересные формализации частей теории нарратива не могут быть даны, хотя следует признать, что слабые стороны основных теорий нарратива часто приводят к тривиальным формальным результатам. Другим аспектом, который не будет непосредственно обсуждаться в этой статье, является проблема решения: можем ли мы определить для любого дискурса на естественном языке, является ли он повествовательным или нет, то есть, есть ли у нас эффективные методы, чтобы отличить набор повествований от набора nonnarratives?
На эмпирическом уровне можно спросить, обладают ли носители языка интуицией о повествовательных свойствах дискурса и, следовательно, способны ли они различать повествовательные и неосновные. Хотя эта и подобные методологические проблемы важны, мы просто будем предполагать, что носители языка имеют возможность создавать и понимать повествовательные дискурсы и отличать такие дискурсы от других типов дискурса. В этом отношении не будет проводиться четкого различия, например, между абстрактным повествовательным «компетенцией» и фактическим повествовательным «исполнением», поскольку нелегко провести четкое различие между абстрактными правилами и когнитивными процессами (стратегиями). Наконец, может быть так, что нарратив идентифицируется как таковой не по синтаксическим или семантическим причинам, а на основе прагматических условий: один и тот же текст может функционировать как нарратив в одном контексте и как другой тип дискурса в другом контексте. Наконец, несколько кратких вступительных замечаний по поводу повествовательного исследования в целом, как в поэтике, так и в других дисциплинах. Хорошо известно, что серьезная переориентация в этой области возникла в результате «структурного анализа», особенно примитивных нарративов, таких как мифы и народные сказки, которые были инициированы российскими формалистами (Проппом) почти пятьдесят лет назад и предприняты десять лет назад структуралисты во Франции (Леви-Стросс, Греймасе, Барте, Бремоне, Тодорове и т. д.), США (Дундес), Канаде (Маранда) и других странах.2 Хотя это исследование было ограничено анализом последовательностей действий довольно простых истории, методологические и теоретические преимущества в отношении классической «теории романа» были значительными: она пыталась различать и определять соответствующие категории и обеспечивать элементарный синтаксис повествования, как общего, так и не универсального характера. Кроме того, он попытался сделать результаты этой работы более явными по ряду причин. Прежде всего, под влиянием генеративно-трансформационной теории структурные описания стали более явными благодаря формулировке наборов генеративных правил и преобразований и их специфических математических свойств. Во-вторых, такие генеративные нарративные «грамматики» были связаны с грамматиками естественного языка, особенно с так называемыми «текстовыми грамматиками», способными характеризовать общие структуры дискурса. Без такой связи было бы невозможно связать абстрактные, лежащие в основе нарративные структуры с фразеологические структуры дискурса, выражающие повествование, требование, необходимое для проверки гипотез о повествованиях на естественном языке. В то же время интересные исследования нарратива были начаты в других дисциплинах, особенно в социологии и психологии. В своем исследовании устных версий личного опыта 4 Лабов и Валецкий показали, что простые истории повседневной жизни основаны на довольно фиксированных категориях и правилах. Интересно видеть, что основные макрокатегории, найденные в этом исследовании, тесно связаны с теми, которые обнаруживаются в структурном анализе мифов и сказок. В течение нескольких лет ведется другая работа над историями в так называемой «этнометодологической» социологии, которая интересуется нашими представлениями о повседневной жизни, знанием правил и соглашений и стратегиями общения и общения в целом. 5 Психологи, часто Ссылаясь на раннюю работу Бартлетта по памяти для рассказов, 6 начинают распространять свой интерес от слов / концепций и предложений к абзацам и текстам: как мы читаем / слышим, понимаем,
, Мы назовем дискурс действия строго релевантным, если его предложения относятся только к действиям, которые являются необходимыми условиями для других действий. Поскольку последовательности нормальных действий едва ли когда-либо являются строго эффективными, наиболее строго соответствующие описания действий являются неполными. Эти аналитические различия в конечном итоге могут быть дополнены количественной характеристикой, вычисляющей соотношения предложений действий, состояний или событий относительно друг друга или общего количества предложений. Точно так же мы можем вычислить плотность дискурса действия (или его части), предоставляя меры для распределения предложений действия в дискурсе.Мы будем предполагать, что каждый рассказ - это дискурс действия, но не наоборот. Следовательно, нам нужны некоторые дополнительные ограничения на дискурсы действий, чтобы объяснить наши обычные представления о повествованиях. По нескольким причинам будет проведено различие между двумя типами нарратива: естественным повествованием и искусственным повествованием, различие, которое, конечно, напоминает различие между искусственными и естественными языками. Естественные повествования - это те повествования, которые происходят в нашем обычном повседневном разговоре, в котором мы рассказываем друг другу наш личный опыт. Искусственные нарративы, так же как и искусственные языки, имеют «конструктивную» природу и встречаются в определенных контекстах «рассказывания историй». Это различие, по общему признанию, расплывчато, и поэтому необходимо дать более точные прагматические условия. Вопрос о том, является ли «повествование» конкретным речевым актом, является вопросом, на который мы не будем пытаться ответить в этой статье (см. Сирл, в этом выпуске) .12 Его прагматические условия, на первый взгляд, аналогичны условиям утверждения: говорящий знает, что p (где p обозначает предложение или набор предложений), предполагает, что слушатель не знает, что p, хочет, чтобы слушатель знал, что p, предполагает, что слушатель не хочет не знать, что p, и хочет, чтобы слушатель знал, что он (говорящий) знает, что р, и так далее. Такие условия действуют для естественных нарративов, но не обязательно для искусственных нарративов. Мы можем добавить определенное количество диалоговых принципов, заимствованных у Грайса 13, в следующей форме: говорящий предполагает, что p истинно, что p (или, скорее, говорит p) относится к разговору или последовательности (речевого) взаимодействия, что p является полным относительно знания слушателя, и что p строго релевантно в смысле, определенном выше. В определенных контекстах эти принципы могут быть нарушены (например, когда у говорящего есть определенные цели). Упомянутые условия и принципы не будут здесь разъяснены14. Как и любой акт, акт рассказа (повествования) имеет определенные общепринятые цели. Принимая во внимание, что непосредственная цель состоит в том, чтобы вызвать изменение в наборе знаний слушателя, может быть много косвенных прагматических целей: например, S (говорящий) предполагает, что H (слушатель) сделает что-то подобное тому, что S сделал по аналогичному случаю и, говоря, хочет, чтобы H знал надлежащие условия и последствия таких действий (консультативная цель); Точно так же S хочет, чтобы H сделал что-то похожее на то, что он (S) делал прежде, как это выражено в его истории (побуждающая цель), или S хочет, чтобы H знал, что S будет действовать так, как он это выразил в своей истории (объявление или предупреждение). цель) и тому подобное. Поскольку в таких случаях нарратив функционирует как своего рода модель опыта, основанная на принципе аналогии, очевидно, что естественные нарративы выполняют практическую функцию. Кроме того, повествование может иметь то, что мы можем назвать эмоциональной функцией, если, например, говорящий ожидает похвалы, восхищения или в целом позитивного внимания тем фактом, что либо его собственные действия (как сказано) были морально позитивными, либо замечательными ( см. ниже для этого условия), или что рассказанные события замечательны, или что сама история рассказана замечательным способом. Это последнее (все еще неопределенное) условие очень специфично для некоторых типов искусственного повествования. Дальнейшие психологические или социальные последствия или причины для этих целей (говорящий хочет, чтобы слушатель понравился ему, его действиям или его истории), не могут быть рассмотрены здесь.ЗаключениеБольшой класс нарративов обычно не рассказывается в повседневных контекстах, но требует определенных ситуаций рассказывания историй: мифы, сказки, рассказы, романы, драмы и тому подобное. Эти повествования были названы «искусственными», потому что они имеют явно «сконструированную» природу, а акт повествования условно оценивается как «искусство». Прежде всего, искусственные повествования не должны уважать ряд прагматических условий. Хорошо известен тот факт, что такие повествования не обязательно должны быть правдивыми, хотя они могут быть правдивыми (или правдивыми для рассказчика или аудитории данной культуры), то есть их условие истинности необязательно, сообщая о фиктивных агентах, событиях, действиях, или обстоятельства. С этой точки зрения могут быть степени правды в том, что агентами могут быть реальные люди, но не действия или события, о которых сообщается (как в исторических романах), или наоборот. В последнем случае мы расскажем о типах действий (примером которых могут служить реальные действия в реальном мире) с фиктивными подробностями. Таким образом, хотя искусственные повествования могут быть ложными в реальном мире (истории), они могут быть правдивыми в альтернативном, но совместимом мире. Действительно: это возможные исторические фрагменты реального мира. В других случаях (например, в научной фантастике) у нас есть возможное будущее в качестве основы для семантики повествования. В баснях альтернативный мир физически / биологически несовместим с нашим (говорят животные), но типы действий, не зависящие от дальнейших качеств агентов, могут быть аналогичны тем, которые существуют в реальном мире. Во всех этих случаях «повествовательные миры» должны быть в определенной степени похожи на наш собственный мир, чтобы повествование имело прагматическую функцию. Следовательно, роман может, таким образом, косвенно влиять на будущее поведение читателя, показывая действия в неком подобном мире или обстоятельствах, что и действия читателя. Таким образом, все «дидактические» типы повествования (басни, притчи) косвенно навязчивы. Помимо этой практической функции, искусственные нарративы могут иметь эпистемическую или объяснительную функцию, обеспечивая понимание структуры мира, общества, ментальных структур, существующих конвенций, правил и законов (как в мифах). Тем не менее, мы можем сказать, что в целом основная прагматическая функция искусственного повествования является эмоциональной. То есть говорящий / рассказчик / автор хочет, чтобы слушатель изменил свой оценочный набор по отношению к говорящему и его свойствам (особенно его повествовательным способностям). Поскольку искусственные повествования не обязательно должны быть правдивыми и рассказываются в конкретных условных контекстах, они не имеют прямой связи с контекстом повествования. Они имеют фиксированную (или относительно фиксированную) структуру и изложены в монологе без вмешательства слушателя / аудитории. Отсюда следует, что они должны быть полными во всех возможных контекстах: слушатель в принципе не может иметь предварительных знаний о фиктивных агентах или событиях, которые впервые представлены в повествовании. Другим типичным свойством искусственных нарративов некоторых типов является эпистемическая доступность рассказчика (который может быть действительным или фиктивным агентом или нет) для психических состояний представляемых лиц или для ситуаций, которые обычно не могут наблюдаться. Существуют различные объяснения этой особенности: рассказчик / автор хочет, чтобы читатель / слушатель знал внутреннюю структуру людей, чтобы он мог понять их высказывания и действия (зная мотивы и причины). Этот конкретный доступ, конечно, возможен только в «сконструированных» повествованиях, которые верны в «сконструированных» возможных мирах.
Рассмотрев структуру действия, я перейду во втором разделе к некоторым особенностям его описания на естественном языке, а затем попытаюсь определить повествования как особые виды описаний действий, следуя некоторым конкретным правилам и ограничениям. С самого начала следует указать, что термины «нарративный дискурс» или «нарратив» относятся не только к литературным видам нарратива, таким как проявление в коротких рассказах, романах и т. П., Ни к таким повествованиям, как мифы, народные сказки. , эпопеи и тд. По нескольким причинам, как структурным (их сложность), так и функциональным (их прагматические условия), такие повествования будут называться искусственными. Понимание искусственных нарративов должно основываться на тщательном анализе естественных нарративов в том виде, в каком они происходят в естественной, «повседневной» беседе. В этом отношении наше исследование должно быть междисциплинарным, а именно как вклад в философию, лингвистику и поэтику. В результате выбранной точки зрения я ограничусь анализом «структуры действия» нарративов. Эта структура действия является частью абстрактной логической структуры повествовательного дискурса и обычно называется «сюжетом» повествования или истории. Отношения между «базовой» структурой действия и структурой предложений дискурса здесь будут игнорироваться, потому что отношения между логическими (смысловыми) структурами и грамматическими «поверхностными» структурами все еще довольно неясны в современной лингвистике. Хотя в недавних грамматических исследованиях принято характеризовать абстрактные базовые (смысловые) структуры в терминах формальных языков, таких как исчисления модальных предикатов, интенциональные логики, категориальные языки, алгебры, теория графов или топология, наш подход будет оставаться неформальным и сосредоточиться на правильное аналитическое построение теории и ее эмпирических основ. Это не означает, что в настоящее время интересные формализации частей теории нарратива не могут быть даны, хотя следует признать, что слабые стороны основных теорий нарратива часто приводят к тривиальным формальным результатам. Другим аспектом, который не будет непосредственно обсуждаться в этой статье, является проблема решения: можем ли мы определить для любого дискурса на естественном языке, является ли он повествовательным или нет, то есть, есть ли у нас эффективные методы, чтобы отличить набор повествований от набора nonnarratives?
На эмпирическом уровне можно спросить, обладают ли носители языка интуицией о повествовательных свойствах дискурса и, следовательно, способны ли они различать повествовательные и неосновные. Хотя эта и подобные методологические проблемы важны, мы просто будем предполагать, что носители языка имеют возможность создавать и понимать повествовательные дискурсы и отличать такие дискурсы от других типов дискурса. В этом отношении не будет проводиться четкого различия, например, между абстрактным повествовательным «компетенцией» и фактическим повествовательным «исполнением», поскольку нелегко провести четкое различие между абстрактными правилами и когнитивными процессами (стратегиями). Наконец, может быть так, что нарратив идентифицируется как таковой не по синтаксическим или семантическим причинам, а на основе прагматических условий: один и тот же текст может функционировать как нарратив в одном контексте и как другой тип дискурса в другом контексте. Наконец, несколько кратких вступительных замечаний по поводу повествовательного исследования в целом, как в поэтике, так и в других дисциплинах. Хорошо известно, что серьезная переориентация в этой области возникла в результате «структурного анализа», особенно примитивных нарративов, таких как мифы и народные сказки, которые были инициированы российскими формалистами (Проппом) почти пятьдесят лет назад и предприняты десять лет назад структуралисты во Франции (Леви-Стросс, Греймасе, Барте, Бремоне, Тодорове и т. д.), США (Дундес), Канаде (Маранда) и других странах.2 Хотя это исследование было ограничено анализом последовательностей действий довольно простых истории, методологические и теоретические преимущества в отношении классической «теории романа» были значительными: она пыталась различать и определять соответствующие категории и обеспечивать элементарный синтаксис повествования, как общего, так и не универсального характера. Кроме того, он попытался сделать результаты этой работы более явными по ряду причин. Прежде всего, под влиянием генеративно-трансформационной теории структурные описания стали более явными благодаря формулировке наборов генеративных правил и преобразований и их специфических математических свойств. Во-вторых, такие генеративные нарративные «грамматики» были связаны с грамматиками естественного языка, особенно с так называемыми «текстовыми грамматиками», способными характеризовать общие структуры дискурса. Без такой связи было бы невозможно связать абстрактные, лежащие в основе нарративные структуры с фразеологические структуры дискурса, выражающие повествование, требование, необходимое для проверки гипотез о повествованиях на естественном языке. В то же время интересные исследования нарратива были начаты в других дисциплинах, особенно в социологии и психологии. В своем исследовании устных версий личного опыта 4 Лабов и Валецкий показали, что простые истории повседневной жизни основаны на довольно фиксированных категориях и правилах. Интересно видеть, что основные макрокатегории, найденные в этом исследовании, тесно связаны с теми, которые обнаруживаются в структурном анализе мифов и сказок. В течение нескольких лет ведется другая работа над историями в так называемой «этнометодологической» социологии, которая интересуется нашими представлениями о повседневной жизни, знанием правил и соглашений и стратегиями общения и общения в целом. 5 Психологи, часто Ссылаясь на раннюю работу Бартлетта по памяти для рассказов, 6 начинают распространять свой интерес от слов / концепций и предложений к абзацам и текстам: как мы читаем / слышим, понимаем,