Магический реализм как способ реализации латиноамериканского концептуально-метафорического кода

Для «магического» или «мифологического» реализма богатая мифология черных и американских индейцев становится объектом изучения и инструментом художественного познания жизни. Магический реализм характеризуется неограниченной свободой, с которой латиноамериканские писатели сливают сферу земного бытия и сферу самых сокровенных глубин сознания.
Главная особенность воспринимаемой действительности – ее принципиальная новизна. Между прочим, и сам испанец, идущий по землям Нового Света, покоряющий пространство ногами, а мечом – его обитателей, вынужденный совершать беспримерные деяния и подвиги, также оказывается в неординарной ситуации. Новизна познаваемой реальности, помноженная на экстраординарность событий и ситуаций, решительно выводит тексты конкистадоров за рамки обыденности и придает им особую характеристику, которую можно назвать аурой исключительности. Этой аурой отмечен как модус восприятия Нового Света, так и модус самовосприятия. Что касается первого, то пульсация исключительности ясно ощутима во многих описаниях, проявляясь в характерных мотивах и стилистических приемах. Поскольку конкистадор, в отличие от профессионального хрониста и писателя, не слишком заботился об индивидуальной манере выражения, то стилистические приемы, повторяясь, закрепились в ряде словесных и образных формул. Их можно сгруппировать и рассмотреть как бы по степени нарастания «пульсации исключительности».
Самая распространенная из них – емкая и многозначная формула «стоило на это посмотреть» (era cosa muy de ver): она одновременно выражает эмоцию наблюдателя и подчеркивает неординарность явления и события. «Стоило посмотреть» - на огромное множество лам; на дворцы Теночтитлана; на то, сколько пищи давали птицам и зверям в питомнике Моктесумы, и на то, как последний признавал себя вассалом испанского короля; каким строем шли индейцы, изукрашенные татуировками и в пышных головных уборах и т.п.
Формула «стоило посмотреть» способна выразить широкую гамму чувств, но главным из них всегда будет изумление, смешанное с восхищением. Сочетание этих эмоций прекрасно передают испанский глагол admirar («изумляться» и одновременно «восхищаться») и производное от него существительное admiracion. Эти слова часто употребляются в текстах конкистадоров и также закрепились в словесные формулы: «В той земле води-лось и выращивалось такое количество овец [лам], что это было прямо удиви-тельно (era cosa admirable)»; «Все мы были очень изумлены (nos puso muy grande admiracion) увидеть столь многолюдное поселение». Еще более акцен-тированное выражение мотив изумления получает в формуле «казалось чудом»: «...Рынки, площади и улицы того города Куско были так полны народом, что казалось чудом (paretia cosa de maravilla) такое многолюдье».
Но эти формулы вполне могут быть применимы по отношению к действи-тельности Старого Света, той же Испании, где есть, на что посмотреть, где най-дется место и чуду; поэтому они оказываются недостаточными для описания американской реальности. Конкистадор испытывает потребность в иных стилистических приемах, способных передать уникальность, неповторимость познаваемой действительности, и он их находит и использует в изобилии.
Один из них получает выражение в энергичной формуле «доселе невиданное и неслыханное» (nunca visto ni oido). Важнейшая особенность восприятия Нового Света испанским завоевателем состоит в том, что американскую действительность он познает в процессе ее первооткрытия. Он не просто открывает нечто новое для себя, он видит новое, никем до сих пор не виденное (речь идет о жителях Старого Света). Это ощущение живо передает участник завоевания Перу Мигель де Эстете, рассказывая о том, как индейцы «высушивали» головы врагов, уменьшая их в размерах: «Безусловно, это достойно изумления как нечто невиданное (es cosa de admiracion y nunca vista), и так оно и было, ведь мы первыми увидели это». Тот же Эстете дивится столь заурядной нынче вещи, как гранитная набережная: «Дно и береговые склоны реки [в Куско] были выложены обработанными камнями – нечто никогда доселе не виданное и не слыханное». Но даже не столько объект наблюдения, сколько именно чувство открытия, осознание того, что до тебя никто из европейцев не видел такого, и придает эмоции изумления оттенок восторга[8].
Абсолютная новизна нередко порождает своего рода немоту, когда, оставив попытки адекватно передать «невиданное и неслыханное» в слове, автор прибегает к фигуре умолчания. Прием, конечно, далеко не оригинальный, но в текстах конкистадоров на общем фоне ауры исключительности и в сочетании с другими приемами он очень эффективно воздействует на воображение читателя, да и для автора оказывается своего рода «спасательным кругом», не позволяющем потонуть в море слов. Особенно часто и выразительно фигуру умолчания использует Кортес: «.И тут я тоже не в силах описать Вашему Величеству совершенство отделки.»; «Я не могу пересказать и сотой доли того, что можно было бы обо всем этом написать. «; «там столько всего и такого отменного качества, что, опасаясь наскучить и не надеясь все вспомнить и даже не зная, как назвать, на сем описание заканчиваю». В последней цитате очень точно указана еще одна причина, заставляющая прибегать к фигуре умолчания – незнание имен невиданных вещей.
В целом, можно констатировать, что идеологическую основу литературы магического реализма составляет стремление писателей Латинской Америки выявить и утвердить самобытность латиноамериканской действительности и культуры, идентифицируемой с мифологическим сознанием индейца либо афроамериканца.
Заключение
Термин «магический реализм», изобретенный немецким искусствоведом Францем Ро в 1925 году, был применен к европейской авангардной живописи, а затем вошел в европейскую литературу. Но сейчас об этом помнят только специалисты, в то время как в сознании простых читателей термин «магический реализм» давно уже прочно ассоциируется, прежде всего, с латиноамериканской литературой. Латиноамериканские писатели и литературные критики заимствовали европейский термин и применили его для характеристики собственной литературы. Первым это сделал венесуэльский романист Артуро Услар-Пьетри в 1948 году, а когда появился «новый» латиноамериканский роман, в котором разворачивался удивительный мир со всей его завораживающей силой, этот термин был очень уместен. С тех пор многие считают, что «магический реализм» зародился в глубинах латиноамериканской культуры.
Однако это убеждение абсолютно верно, если говорить не о термине, а о художественной сущности. Очевидно, что мир чудес, представленный в латиноамериканской литературе, существенно отличается от европейского «магического реализма». В чем корень этой разницы? Попробуем сформулировать то, что на интуитивном уровне, наверное, почувствовали многие читатели. Главное отличие заключается, прежде всего, во взаимоотношениях между чудесным и реальным. Если в художественном сознании Западной Европы чудесное вообще предстает как выход из реальности, как авангард повседневной жизни, то в латиноамериканской литературе оно укоренено в реальности и настолько неразрывно связано с повседневной жизнью, что невероятное воспринимается как естественное, а естественное – как невероятное.
В Латинской Америке возник магический литературный реализм. В начале 20-го века писатели часто ездили в европейские культурные центры, такие как Берлин, Париж или Мадрид, и находились под влиянием художественного движения того времени.
Писатели Алехо Карпентье или Артуро Услар-Пьетри, например, были под сильным влиянием таких движений, как сюрреализм, во время своего пребывания в Париже между 192 и 1930 годами.
Однако публикация перевода Ро в издании «Revue de l'Ouest» под руководством литературного деятеля Ортеги и Гассета послужила толчком к установлению связи между живописным и литературно-магическим реализмом.
Хорхе Луис Борхес вдохновлял и поощрял других латиноамериканских писателей развивать этот новый жанр. В частности, в его первой публикации о магическом реализме, «La Historia General de los Impíos», в 1935 году.
В науке, касающейся источников магического реализма в латиноамериканской культуре, возникли три основных понятия. Некоторые критики считают его источником фольклорно-мифологического субстрата латиноамериканской (в основном индийской) культуры, который, несомненно, богаче и лучше сохранился, чем в европейской культуре. С этой точки зрения магический реализм является сублимацией фольклорно-мифологического субстрата в художественном сознании и в творчестве писателя.
Эта несколько наивная концепция не учитывает очевидного факта, что подавляющее большинство писателей, принадлежащих к этому направлению, а не представители фольклорной среды. Очевидно, что большинство профессиональных искусств сознательно вводят мифологические элементы. В этом случае использование мифа и фольклора считается идеологическим актом, который определяется исторической ситуацией, национальным или этническим сознанием, направлением в искусстве и, наконец, личными предпочтениями или эстетическими целями автора. Таким образом, в профессиональном искусстве мифологические элементы подвержены идеологической и субъективной интерпретации и модификации любого рода.
Список использованной литературы
Гирин Ю.Н. К вопросу о латиноамериканской модели мира // Латинская Америка, 1993. № 9. С. 64-67.
Гугнин А.А. Магический реализм в контексте литературы и искусства XX века (Феномен и некоторые пути его осмысления) – Москва, 1998. 117 с.
Земсков В.Б. Латиноамериканская литература как модель культуры // Латинская Америка, 1991. № 7. С. 60-66.
Карпентьер А. Барочность и чудесная реальность // Мы искали и нашли себя. – М., 1984
Карпентьер А. Предисловие к повести «Царство земное» // Писатели латинской Америки о литературе. – М.,1982. С. 49-53.
Кислицин К.Н. Магический реализм // Знание. Понимание. Умение. 2011, №1. С.274-277.
Кислицын К. Н. Проза С. А. Клычкова: поэтика магического реализма: Дис. канд. филол. наук / Кислицын, К. Н. – М., 2005. 197 с.
Кофман А. Ф. Истоки магического реализма в латиноамериканской литературе //Латинская Америка. – 2015. – №. 1. С. 90-100.
Кофман А.Ф. Латиноамериканский художественный образ мира. – М., 1997.
Кофман А.Ф. Проблема «магического реализма» в латиноамериканском романе // Современный роман: опыт исследования. – М., 1990. С. 199.
Красовская Н. В. Магический реализм как способ реализации латиноамериканского концептуально-метафорического кода // Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия Филология. Журналистика. – 2009. – Т. 9. – №. 2. С. 12-17.
Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред. А. Н. Николюкина. – М.: НПК «Интелвак», 2003. – 1600 стб.
Маслова Е. Г. Магический реализм как парадигма культурно-художественного сознания современного общества // Вестник ЮУрГГПУ. 2012. №10. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/magicheskiy-realizm-kak-paradigma-kulturno-hudozhestvennogo-soznaniya-sovremennogo-obschestva (дата обращения: 18.12.2020).
Тертерян И.А. Образы фольклора в современном реализме Бразилии и модернизм. – М., 1964.
Флорес А. «El realismo magico en la narrativa hispanoamericana» / А. Флорес – Мексика, Поруа, 1985.








22