«Особенности повествования в романе Саши Соколова «Школа для дураков».

Его взгляд намного шире, чем у обычного человека. Так, например, он видит, что в каждом яблоке находится червь, который ест яблоко, тем самым убивая его изнутри. Мир, по мнению Нимфеи, невероятно широк, разнообразен, удивителен и изумителен. Разум по сравнению со всем миром видится герою как необъяснимая песчинка. Именно поэтому мысли о мире становятся в его сознании длинными рядами перечислений различных предметов, явлений, событий, человеческих судеб. Так, например, герой, встретивший по пути маленькую девочку, которая выгуливала собаку, начинает размышлять о всей будущей жизни девочки, растянувшиеся на половину страницы. Здесь же реализуются его представления о взрослой жизни женщины: «выйдет замуж, будет читать серьезные книги, спешить и опаздывать на работу, покупать мебель, часами говорить по телефону, стирать чулки, готовить есть себе и другим, ходить в гости и пьянеть от вина, завидовать соседям и птицам, следить за метеосводками….и вспоминать дачу, пруд и простую собаку» [9]. Длинный ряд действий маленькой девочки в будущем завершается тем, что она вспомнит, как выгуливала собаку. Таким образом, его мысль приобретает кольцевую композицию. Поэтичность натуры героя обусловлена способностью вслушиваться в окружающий мир и слышать, как растёт трава, как звучит мелодия человеческого равнодушия, когда «где-то далеко, быть может, в другом конце города, слепой человек в чёрных очках, стёкла которых отражали и пыльную листву плакучих акаций, и торопливые облака, и дым, ползущий из кирпичной трубы фабрики офсетной печати, просил идущих мимо людей перевести его через улицу, но всем было некогда и никто не останавливался» [9]. Он слышит тишину пустых квартир, владельцы которых или «ушли на работу и вернутся лишь к вечеру, или не вернутся, потому что ушли в вечность» [9], слышит бег времени, человеческое дыхание, голоса, обречённые на безвестность, и многое другое, отчего картина мира становится ещё более полновесной.Герой повести, несмотря на раздвоенность, очаровывает своей неординарностью, непохожестью на людей “нормальных” и рассудительных, которые неинтересны своей предсказуемостью, лишены возможности видеть богатство окружающего их мира, прислушиваться к чьему-либо голосу, кроме своего. Многогранному, раскрашенному и звучащему миру мечтательного Нимфеи противостоит их линейное пространство, как правило, серое или чёрное, убивающее любые проявления своеобычности.Кошмарной частью этого мира является пространство школы для дураков. Олицетворением деспотических порядков в ней является Николай ГоримировичПерилло, образ обобщённый, наделённый только одной чертой — угрюмостью: «К нам в класс во время урока пришёл Н.Г. Перилло. Он пришёл угрюмо. Он всегда приходил угрюмо, потому что, как объяснил нам отец, зарплата у директора была небольшая, а пил он много» [9]. Перилло не является абсолютным воплощением деспотизма, он лишь винтик ужасной машины, подавляющей человеческую личность. И школа, и флигель директора окружены забором из красного кирпича, то есть помещены в замкнутое пространство, порочный круг.К этому миру также принадлежит и отец Нимфеи, товарищ прокурор. Он представляется нам абсолютно безликим, постоянно читающим газеты, не обращающим никакого внимания на своего сына. Отец не просто не способен понять своего сына, он не совершает никаких попыток, чтобы это сделать. В связи с этим нимфея и отец находятся в постоянном конфликте друг с другом, который пытается сгладить мать героя. Так, например, когда отец отсылает мальчика кататься на велосипеде в ответ на попытку героя рассказать о книге, мать пытается вернуть мальчика, чтобы сгладить ситуацию, но тот уезжает кататься, потому что точно знает, что, если он вернётся, то мать обязательно расплачется.Нимфея пытается вернуть в мир утраченную гармонию человеческих чувств и отношений, жестокости мира предпочитая безумие, создавая свой мифический Край Одинокого Козодоя, страну “золотого сна”, которой герой поёт свои гимны: «...да здравствует лето, весна и цветы, величие мысли, могущество страсти, а также любви, доброты, красоты» [9]. Нимфея оставляет попытки найти себя прежнего, себя забытого, поэтому в финале повести происходит слияние героя с миром вообще: «Весело болтая и пересчитывая карманную мелочь, хлопая друг друга по плечу и насвистывая дурацкие песенки, мы выходим на тысяченогую улицу и чудесным образом превращаемся в прохожих» [9]. "Школа для дураков" - одно из последних произведений модернизма, и как таковое оно глубоко трагично. Но оно также одно из первых произведений постмодернизма и в этой второй своей ипостаси является веселым, игровым и даже с некоторым подобием "хэппи-энда": герой с автором идут по улице и растворяются в толпе прохожих.Таким образом, перед читателем открывается удивительная натура Нимфеи, который является уникальным и неповторимым человеком, со своим удивительным сознанием. В образе героя соединяется детская наивность, простодушие, способность радоваться мелочам. Благодаря герою читатель способен посмотреть на мир с другой стороны. Заключение«Школа для дураков» наряду с написанной чуть раньше поэмой «Москва — Петушки» Венедикта Ерофеева открывает эпоху русского литературного постмодерна. Языковые игры, нелинейное время, множественные миры, отказ от традиционного повествования, помноженный на работу с советскими культурными традициями, — эти типичные для поздне- (и пост-) советской прозы приёмы были восприняты ею именно через тексты Соколова. Его подход к литературе как умению «находить… какие-то другие слова… и выстраивать их в специальном высокоэнергетическом порядке» породил огромное количество подражателей и последователей.В ходе выполнения курсовой работы были выполнены цель и задачи, а именно:Выявлены особенности постмодернизма как литературного направления, определены ключевые принципы (принцип айсберга и обращения к культуре), выявлены этапы развития постмодернизма.Выявлены особенности постмодернистского текста, к которым можно отнести использование следующих приёмов: поток сознания, игра слова, интертекстуальность, децентрация, фрагментарность, деконструкция, полицентризм.Выявлены композиционные особенности романа «Школа для дураков». К ним можно отнести написание текста потоком сознания мальчика-шизофреника, наличие идейного и смыслового центра – раздвоение личности, наличие нескольких сюжетных линий, но при этом основную часть представляют собой размышления мальчика, нелинейность повествования, фрагментарность повествования. Определены особенности образа героя-повествователя. Перед читателем открывается удивительная натура Нимфеи, который является уникальным и неповторимым человеком, со своим удивительным сознанием. В образе героя соединяется детская наивность, простодушие, способность радоваться мелочам. Благодаря герою читатель способен посмотреть на мир с другой стороны. Список используемых источниковHassan I. H. TheDismembermentofOrpheus. TowardaPostmodernLiterature. – TheUniversityofWisconsinPress, 1982. – 306 p. Азеева И.В.Саша Соколов «Школа для дураков»: опыт интерпретации игрового текста: Учебное пособие. – Ярославль: Ярославский государственный театральный институт, 2015. – 140 с.Ащеулова И.В. творчество Саши Соколова в контексте литературного процесса 60-80-х годов // Русский постмодернизм: предварительные итоги. – Ставрополь, 1998. – С. 134-140.Генис А. Горизонты свободы. Саша Соколов // Звезда. – 1997. – N 8. – С. 237.Катаев С. Праздник методологии: постмодернистские игры в новые смыслы//[Электронный ресурс]URL:https://kazedu.com/referat/7123Коновалова А.В. Русский литературный постмодернизм6 культурологический анализ // Культура и цивилизация. – 2022. – №12. – С. 228-236.Марутина И. Этот мир очарований…//[Электронный ресурс]URL: https://lit.1sept.ru/article.php?ID=200104610Погребная Я.В. Имя-псевдоним-безымянность в художественном мире В.В.Набокова К вопросу о генезисе новой прозы // Русский постмодернизм: предварительные итоги. – Ставрополь, 1998. – С.82-88.Соколов С. Школа для дураков// [Электронный ресурс]URL: https://librebook.me/shkola_dlia_durakov/vol1/2Федорова Л.Ф. Некоторые проблемы теории и критики постмодернизма // Русский постмодернизм: предварительные итоги. – Ставрополь, 1998. – С. 34-40.