Проблема христоцентризма в романе "Идиот" . Современная полемика

[4.С.56.] Даже «падучая» князя - на порядок выше здорового состояния Гани, особенно если учитывать образы рая, увиденные Мышкиным за секунду до припадка.
Помимо темы гордыни, Скафтымов обращает внимание на прощение, как акт милосердия. Мотив прощения настолько типичен для русского православия, что даже существует феномен Прощенного воскресенья, перед началом Великого Поста. Нельзя входить в Пост, имея камень за душой. Не правильно это.
Но Достоевский, по мнению критика, предлагает эксплицированный, т.е саморазвертывающийся и не лишенный оригинальности вариант темы прощения, при котором несчастный должен простить счастливого. Подобная установка естественный, хотя и иррациональный закон человеческого духа. Понятно, что несчастный несет в сердце обиду. Если происходит в подобном случае прощение, то революций не происходит в принципе.
В то же время, если жить по христианским законам, а не пребывать в самоудовлетворенном эгоизме, счастье перед несчастьем всегда внутренне стушевывается, и как результат, проявляется осознание какой-то вины.
Ни кого из персонажей романа Достоевского «Идиот» нельзя назвать абсолютно счастливым, здесь речь идет исключительно об успешности или неуспешности. Соответственно, говоря об уровне прощении-непрощения следует сместить акценты в стороны неоднозначности положений и ситуаций.
Если генерал Иволгин на первый взгляд кажется эдаким «Хлестаковым», то Достоевский предлагает читателю обратить внимание не только на внешнюю сторону проблемы, но и на внутренний ее аспект. Иволгин пережил трагедию, результат которой носит в душе. Он сам себе некоторые вещи не может простить, но в нем есть жажда любви, хотя он в нее и не верит.[4.С.58].
Этих людей призван всколыхнуть князь Мышкин, как носитель света в романе. Другой вопрос, что не все у него получается, хотя потенции и есть. «Атеистом же так легко сделаться русскому человеку, легче чем всем остальным во всем мире! И наши не просто становятся атеистами, а непременно уверуют в атеизм, как бы в новую веру, никак и не замечая, что уверовали в нуль. Такова наша жажда! «Кто почвы под собой не имеет, тот и бога не имеет». Это не мое выражение. Это выражение одного купца из старообрядцев, с которым я встретился, когда ездил. Он, правда, не так выразился, он сказал: «Кто от родной земли отказался, тот и от бога своего отказался». Ведь подумать только, что у нас образованнейшие люди в хлыстовщину даже пускались... Да и чем, впрочем, в таком случае хлыстовщина хуже, чем нигилизм, иезуитизм, атеизм? Даже, может, и поглубже еще! Но вот до чего доходила тоска!.. Откройте жаждущим и воспаленным Колумбовым спутникам берег Нового Света, откройте русскому человеку русский Свет, дайте отыскать ему это золото, это сокровище, сокрытое от него в земле! Покажите ему в будущем обновление всего человечества и воскресение его, может быть, одною только русскою мыслью, русским богом и Христом, и увидите, какой исполин могучий и правдивый, мудрый и кроткий вырастет пред изумленным миром, изумленным и испуганным, потому что они ждут от нас одного лишь меча, меча и насилия, потому что они представить себе нас не могут, судя по себе, без варварства».
Огромную важность в связи со всем вышесказанным приобретает третья финальная сцена, которую условно можно назвать сценой прощения. Особенно остро в ней начинает звучать для Мышкина тема Христа. Мышкин гладит щёки и волосы Рогожина и тем самым прощает его. Он очищает человека, совершившего убийство. Именно очищение и даёт Мышкин Рогожину. «Князь смотрел и ждал; время шло, начинало светать. Рогожин изредка и вдруг начинал иногда бормотать, громко, резко и бессвязно; начинал вскрикивать и смеяться; князь протягивал к нему тогда свою дрожащую руку и тихо дотрагивался до его головы, до его волос, гладил их и гладил его щеки... больше он ничего не мог сделать! Он сам опять начал дрожать, и опять как бы вдруг отнялись его ноги. Какое-то совсем новое ощущение томило его сердце бесконечною тоской. Между тем совсем рассвело; наконец он прилег на подушку, как бы совсем уже в бессилии и в отчаянии, и прижался своим лицом к бледному и неподвижному лицу Рогожина; слезы текли из его глаз на щеки Рогожина, но, может быть, он уж и не слыхал тогда своих собственных слез и уже не знал ничего о них...» [1.]
Но это прощение обернулось для князя Мышкина искуплением, он сам стал искупительной жертвой. И здесь Достоевский не упускает возможности сопоставить два образа Льва Николаевича Мышкина и Иисуса Христа. Один умер на кресте, другой, хоть и остался телесно жив, но умственно и духовно превратился в больного, психически ненормального человека.
«По крайней мере, когда, уже после многих часов, отворилась дверь и вошли люди, то они застали убийцу в полном беспамятстве и горячке. Князь сидел подле него неподвижно на подстилке и тихо, каждый раз при взрывах крика или бреда больного, спешил провесть дрожащею рукой по его волосам и щекам, как бы лаская и унимая его. Но он уже ничего не понимал, о чем его спрашивали, и не узнавал вошедших и окруживших его людей. И если бы сам Шнейдер явился теперь из Швейцарии взглянуть на своего бывшего ученика и пациента, то и он, припомнив то состояние, в котором бывал иногда князь в первый год лечения своего в Швейцарии, махнул бы теперь рукой и сказал бы, как тогда: «Идиот!». [1.]
Искупительная жертва Христа предшествовала его Воскресению. Мышкин далеко не Христос, он не выдержал, и его не стало. Вероятно, Достоевский таким образом хотел показать, что человек, взявший на себя огромный груз и не справившийся с ним должен получить воздаяние.


Проблема христоцентризма в романе «Идиот» с точки зрения К.В. Мочульского
Если обратиться к истории создания романа «Идиот» Достоевского, то следует вспомнить про то, что за время написания, автор радикально изменил свой первоначальный замысел, относительно образа главного героя. Мышкин в первом варианте – агрессивно неадекватен, ни о каком сравнении с Христом речи не шло.
Метафизический образ князя таков, что «положительно прекрасный человек», человек не от мира сего, пришел в темный мир. Именно на этом контрасте базируется динамическое построение романа, когда одна личность противопоставляется всему миру. [3,С.403]/
Особым даром обладал князь, будучи кротким и беспомощным, он порождал вокруг себя вихрь страстей и событий. Чисто православный подход писателя в этом вопросе выстраивается в соответствии с тезисом: смирение – страшная сила. Когда оно изнутри взрывает основы грешного мира, то происходить столкновение двух миров, как извечная дихотомия добра и зла.
Мышкин как положительный герой, можно сказать, что его прообразом был сам Иисус, и как Христос он приносит благую весть. Так как у иудеев был Закон, а с ним и Страх Божий, то Евангелие принесло в мир Любовь не только запрет. Благовестие князя Мышкина не столько обличительное, сколько обличает, его отличает стремление созидать.
Идиот оказывается философом, юродивый собирается поучать. (С.404). Князь возвышается до мистического созерцания мира в Боге, но обычно подобное счастье бывает куплено величайшими страданиями. Для князя Откровение – это не просто слово, он прошел через мистический опыт, его экстатические состояния, предшествовавшие эпилептическому припадку, с видение рая, дают ему право утверждать о существовании реальной Божественной Любви. [3.С.405.]
О том, что это был, на самом деле рай, говорит его утверждение об отсутствии там времени как такового. И действительно, до грехопадения времени не было. Зачем в Божественном Эдеме время, там все бессмертно, а, соответственно, безвременно. Время – это результат грехопадения.
Таким образом, Мышкин несет людям свою философию через экстатическое мировосприятие, говоря, что он теперь идет к людям в роли учителя. Вряд ли, конечно, Мышкин воспринимал себя как Учителя, но в том, что он намеревался переделать мир, сомнений не возникает. Хотя его «неотмирность» и слабость не придавали изначально ему большого веса в обществе.
С другой стороны, ясновидение любви, проникнув в самую сущность природы князя, делает его неуязвимым для негаций мира простых людей. Его установка на то, что все вокруг живет по законам любви, вся природа – одна сплошная любовь, не дает ему воспринимать мир как-то по-другому, более реально, что ли.
Князь Мышкин не чувствует зла, поскольку он невинен [3. С.406],но если называть вещи своими именами, то подобное состоянии создает прецедент изначального непричастия к истиной стороне мира. Будучи безгрешным, он не понимает, что грех требует искупления. Это очень просто говорить о том, чего не знаешь, в силу своей непричастности.
Говоря современным языком, человек, никогда не куривший, не имеет морально права утверждать, что бросить курить очень просто. Это может сделать только тот, кто через это прошел. Так и здесь, проповедь любви Мышкина обретает обратную силу. Говорить о вселенской любви хорошо, если ты – Сын Божий, но если ты обычный человек из плоти и крови, да к тому же не вполне здоровый, подобное мыслеизъявление способно привести к ужасающим последствиям.
Из швейцарского «рая» он попадает в петербургский «ад». Все вокруг него мучаются страстями, он проповедует, что жизнь прекрасна и что счастье есть. Он мучает состраданием и терзает любовью. Хочет спасти и гибнет сам.
Мочульский делит внутренний мир романа на два основных полюса – эмпирический, в которого пребывают реальные персонажи и метафизический, в данном контексте – духовный, как бы созданный для Князя Мышкина, и тех героев, которые ему близки. Например, Настасья Филипповна. В эмпирическом плане – гордая красавица и оскорбленное сердце, в метафизическом – образ чистой красоты, плененная «князем мира сего» - дъяволом. И вот приходит к ней человек с вестью о ее небесной родине, он уде видел ее там, несмотря на земное унижение. Ее реакция непредсказуема, сообразно ее внутреннему состоянию.
Князь любит говорить про красоту, которая спасет мир. Но судьба красоты на земле трагична. Она осквернена, унижена, одержима демонизмом. [3.С.408.] С этим связано то, что любовь князя не спасающая, при всех его благих намерениях, а убивающая. «Он самой Настасьи Филипповны боялся. Он вспомнил уже потом, чрез несколько дней, что в эти лихорадочные часы почти всё время представлялись ему ее глаза, ее взгляд, слышались ее слова — странные какие-то слова, хоть и немного потом осталось у него в памяти после этих лихорадочных и тоскливых часов».
Полюбив его, Настасья Филипповна осознает свое несоответствие и сознательно себя губит, понимая, что предложение князя Мышкине – это не та любовь, которая ей необходима как воздух, всепрощающая и созидающая, но это жалость. А уж этого чувства по отношению к себе Настасья Филипповна, ну никак не могла принять, тем более от князя. Осознание этого приводит к тому, что князь становится соучастником убийства, более того, сообщником. «Князь вслушивался, напрягая все силы, чтобы понять, и всё спрашивая взглядом.
— Это ты? — выговорил он наконец, кивнув головой на портьеру.
— Это... я... — прошептал Рогожин и потупился.
Помолчали».

Убегая из-под венца с Рогожиным, она осознает свой поступок, а так же возможные его последствия, и, вероятно, она к этому готова. Князь Мышкин так же все понимает, но надеется на Бога. Чуда не происходит, соответственно, [3. С.409.] образ «положительно-прекрасного человека» остался недовоплощенным.
Заключение
Достоевский в романе «Идиот» пытался создать образ «вполне прекрасного человека». И оценивать произведение нужно не по мелким сюжетным ситуациям, а исходя из общего замысла. Вопрос о совершенствовании человечества — вечный, он ставится всеми поколениями, он — «содержание истории».
Главный герой романа Ф.М.Достоевского «Идиот» доносит до нас мысль самого писателя о «русском Боге», умеющем духовно оздоравливать все мировое сообщество. Этот русский Бог, новый Христос, повернет человечество к земле, к родной почве, к настоящим нравственным идеалам всеединства. Итак, князь Мышкин — это олицетворение будущего русского Христа, а не современный неидеальный представитель человечества.
Мышкин старался возвысить всех людей над пошлостью, поднять до каких-то идеалов добра, но безуспешно. Князь воплощение любви христианской. Но такую любовь, любовь-жалость, не понимают, она людям непригодна, слишком высока и непонятна: “надо любовью любить”. Достоевский оставляет этот девиз Мышкина без всякой оценки; такая любовь не приживается в мире корысти, хотя и остается идеалом. Жалость, сострадание — вот первое, в чем нуждается человек. Мышкин-Христос явно и безнадежно запутался в земных делах.
Князь-Христос не смог предложить взамен порочной любви убедительные решения: как жить, и каким путем идти.
У каждого из рассмотренных нами авторов произведений свой взгляд на проблему христоцентризма в романе Ф.М. Достоевского «Идиот».
Для Берковского, рассматривавшего данное произведение сквозь призму театральной постановки режиссера мирового уровня и великого русского актера, центральный образ Христа воплотился посредством игры Иноккентия Смоктуновского.
Князь Мышкин утопичен в своем желании спасти и научить, однако, он осознает свои способности и возможности. Не учел он одного, то, что он знает, никому не нужно, а слабость – это великая разрушающая сила.
Для Скафтымова христоцентричность связана, в первую очередь с проблемой греховности. Как Христос пришел в мир, чтобы очистить его от всех земных мерзостей, так и князь Мышкин рассматривает страсти и пороки человеческие, как поле для деятельности своей чистой души. И сам он выступает в роли искупителя.
Мочульский видит в князе благовестника, но его благовестие не того уровня, который способен изменить жизнь, превратив в земной рай. Мистический настрой человека, имеющего эзотерический опыт получения Откровения теряется в результате болезни князя.
То, что князь – эпилептик – не прихоть Достоевского. По многим свидетельствам, например, пророк Мохаммед так же страдал подобными припадками. У тех, кто «видел», это нормальное явление.
По мнению Мочульского образ князя не до конца воплощен.
Литература
1. Достоевский Ф.М. «Идиот» // Полное собрание сочинений в 30-ти тт. Л., 1972., Т.7. http://ilibrary.ru/text/94/p.45/index.html
2.Берковский Н.Я. “Идиот”, поставленный Товстоноговым// Литература и театр. М., 1969, С.558-578.
3. Мочульский К. В. Гоголь. Соловьев. Достоевский . М. 1995. С. 384-409.
4. Скафтымов А.П. Тематическая композиция романа "Идиот".// Нравственные искания русских писателей». М.1972. С. 23-87.

































2