Концепция любви в антиутопии Джорджа Оруэлла "1984".

Все постулаты власти раз за разом перечисляются и утверждаются О’Брайеном, с безжалостным цинизмом разворачивающего перед Уинстоном картину «выдающихся» достижений тоталитарного режима:
«Теперь вам понятно, какой мир мы создаем?.. Мир страха, предательства и мучений, мир топчущих и растоптанных, мир, который, совершенствуясь, будет становиться не менее, а более безжалостным; прогресс в нашем мире будет направлен к росту страданий. Прежние цивилизации утверждали, что они основаны на любви и справедливости. Наша основана на ненависти. В нашем мире не будет иных чувств, кроме страха, гнева, торжества и самоуничижения. Все остальные мы истребим. Все. Мы искореняем прежние способы мышления – пережитки дореволюционных времен. Мы разорвали связи между родителем и ребенком, между мужчиной и женщиной, между одним человеком и другим. Никто уже не доверяет ни жене, ни ребенку, ни другу. А скоро и жен и друзей не будет. Новорожденных мы заберем у матери, как забираем яйца из-под несушки. Половое влечение вытравим. Размножение станет ежегодной формальностью, как возобновление продовольственной карточки. Оргазм мы сведем на нет. Наши неврологи уже ищут средства. Не будет иной верности, кроме партийной верности. Не будет иной любви, кроме любви к Старшему Брату. Не будет иного смеха, кроме победного смеха над поверженным врагом. Не будет искусства, литературы, науки. Когда мы станем всесильными, мы обойдемся без науки. Не будет различия между уродливым и прекрасным. Исчезнет любознательность, жизнь не будет искать себе применения. С разнообразием удовольствий мы покончим. Но всегда – запомните, Уинстон, - всегда будет опьянение властью, и чем дальше, тем сильнее, тем острее. Всегда, каждый миг, будет пронзительная радость победы, наслаждение оттого, что наступил на беспомощного врага. Если вам нужен образ будущего, вообразите сапог, топчущий лицо человека – вечно».









2.2. Любовь к Старшему Брату
Хочется задаться вопросом: действительно ли Уинстон любит Джулию? Оруэлл лишает героев своего романа какой-либо внешней опоры, какого-либо принципа, который мог бы служить подтверждением истинности их чувства. Единственное, что могло бы служить доказательством его подлинности — уверенность героев в том, что они не предадут друг друга. Уинстон убежден, что он не предал Джулию, хотя под пыткой он рассказал о ней все, что знал – «о ее привычках, о ее характере, о ее прошлом; в мельчайших деталях описал все их встречи, все, что он ей говорил и что она ему говорила, их ужины с провизией, купленной на черном рынке, их любовную жизнь, их невнятный заговор против партии – все».
Сидя в камере, Уинстон думает: «Если бы я мог спасти Джулию, удвоив собственные мучения, согласился бы я на это? Да, согласился бы». Но это решение он принимает умом, а не чувством; чувств у него не остается – только боль и предчувствие боли. А через несколько минут, когда охранник ударит его дубинкой, корчась на полу, Уинстон поймет, что нет ничего хуже физической боли и ни за что на свете нельзя хотеть, чтобы боль усилилась.
Сломленный изнурительными пытками, Уинстон последний раз испытывает любовь к Джулии, просыпаясь с криком: «Джулия! Джулия! Джулия, моя любимая!». Как последняя вспышка угасающей свечи, почти уничтоженная любовь в последний раз поднимает голову, и возможно в этот момент она действительно становится истинным беспримесным чувством. Но это всего лишь момент. После этого Уинстона отправляют в комнату 101, где он окончательно предает Джулию и начинает любить Старшего Брата.
В романе «1984» героям не удается «самой смертью» доказать силу своей любви. Любовь не побеждает смерть и даже не умирает. ««1984» - уникальный роман, в которым врагам влюбленных удается не просто уничтожить или разлучить их, а удается разрушить саму любовь, их связывающую. Даже точнее — не просто уничтожить их любовь, а уничтожить идею любви вообще. Действительно, уничтожение этой идеи проведено Оруэллом с ужасающей последовательностью: если влюбленные неизбежно предают друг друга (или хотя бы могут предать), если «чистых» чувств не существует, то как можно любить другого человека, зная, что ты никогда не захочешь принять на себя его боль и его страдание?»[3]
Уинстон Смит не выдерживает последнего испытания, его человеческий дух, который он хотел противопоставить системе, оказывается сломлен. Перед лицом того, что хуже всего на свете он сам превращается в обезумевшее вопящее животное. Предательство становится единственным путем к спасению – надо лишь поставить другого человека между собой и крысами. Пусть этот человек – женщина, которую он любил и, возможно, до сих пор любит, но только на нее можно перевалить свое наказание, лишь ею можно заслониться, чтобы спасти себе. Но для чего? Ведь героя, так или иначе, ждет расстрел. И само испытание, страшнее ли оно того, что ему уже пришлось вынести?
Но Уинстон не только не может принять на себя чужую боль, он и свою боль готов перекинуть на другого человека. Он не одинок в этом стремлении: мы видим, что в министерстве любви все заключенные подобны ему. Уинстон до последнего считает себя человеком, утверждая принцип (человеческий дух), который должен одержать победу над партийной идеологией, но предательство им этого же принципа оказывается предопределено. Чем? Изначальной готовностью к предательству, и Оруэлл ясно дает это понять. Это твердое «да» без сомнений и колебаний, как ответ на вопросы О’Брайена: готовы ли вы совершить убийство, вредительство, стоящее жизни сотням ни в чем не повинных людей, готовы ли вы изменить родине, обманывать, совершать подлоги, шантажировать, растлевать детские умы, готовы ли плеснуть серной кислотой в лицо ребенку.
Героя ломают, но делают это его же собственной готовностью вершить правое дело неправыми средствами, и в этом заключается главное поражение Уинстона, измена и предательство Джулии и своей любви к ней. Невозможно предать наполовину, как невозможно сохранить любовь к одному человеку, принеся в жертву всех остальных. Это понимает и О’Брайен, и когда Уинстон начинает утверждать: «Есть что-то во вселенной, не знаю... какой-то дух, какой-то принцип, и вам его не одолеть», он задает главный вопрос:
«- И себя вы считаете человеком?
- Да…
- Вы полагаете, что вы морально выше нас, лживых и жестоких?
- Да, считаю, что я выше вас».
И после этого Уинстон слышит запись их разговора с О'Брайеном в тот вечер, когда они с Джулией решили вступать в Братство, слышит себя, обещающего обманывать, красть, совершать подлоги, убивать, разносить венерические болезни, и, если понадобиться, плеснуть в лицо ребенку серной кислотой. Это правда о самом герое, которая окончательно открывается ему в комнате 101, та правда, которую последовательно доводит до него О’Брайен. После этого становится невозможно любить другого человека, ведь то, что случилось, случилось навсегда.
На смену уничтоженной любви приходит совсем иное чувство. Оно рождается под пытками и в конечном итоге остается единственным, что способен испытывать Уинстон, человек, из которого ушла жизнь.
Любовь не просто уничтожена, она трансформируется в нечто ужасающее и уродливое. Вначале это сильное чувство любви, понимания и благодарности своему палачу О’Брайену, а под конец – полное и окончательное преклонение перед Старшим Братом, олицетворяющим собой целую систему уничтожения. Теперь, как и было задумано, герой становится беспредельно предан тому, что его раздавило, не из страха, а из любви и веры. Парадокс в том, что подобной искренности добиваются насилием, для которого не существует никаких ограничений. Центральная проблема из всех интересующих Оруэлла - до какой степени насилие способно превратить человека не просто в раба, а во всецело убежденного сторонника системы, которая раздавливает его, как тот сапог, опустившийся прямо на лицо. Где кончается принужденность? Когда она перерастает в убеждение и восторг?
В последних строках романа мы видим героя, сидящего в кафе во власти блаженного забытья. Он только что в последний раз виделся с Джулией, но встреча не оставила в его душе никакого следа. А даже если бы и оставила, он постарался поскорее отогнать мысли об этом, как ложное воспоминание. Зато, видя перед собой портрет Старшего Брата, Уинстон снова представляет себя в министерстве любви, сидящего на скамье подсудимых, дающего показания на всех, вместе с вооруженным охранником шагающего по вымощенному кафелем коридору. Представляет, как долгожданная пуля входит в его мозг, и чувствует, что это и есть «окончательное, необходимое исцеление», после которого «душа станет чиста, как родниковая вода».
«Он остановил взгляд на громадном лице. Сорок лет ушло у него на то, чтобы понять, какая улыбка прячется в черных усах. О жестокая, ненужная размолвка! О упрямый, своенравный беглец, оторвавшийся от любящей груди! Две сдобренные джином слезы прокатились по крыльям носа. Но все хорошо, теперь все хорошо, борьба закончилась. Он одержал над собой победу. Он любил Старшего Брата».
Странный конец трагической истории кажется не столько мрачным, сколько абсурдным. Две пьяные восторженные слезы подводят горький итог трагедии, по воле автора превратившейся в фарс. Это сознательно используемый прием становится последним штрихом, завершающим картину веры, надежды и любви, представленную в романе.





Заключение
Интересно, что роман «1984» заканчивается специальным приложением «О новоязе». Новояз – это особая форма языка и словарного запаса, которые распространяются в Океании [7]. Новый язык разработан для того, чтобы обслуживать идеологию ангсоца (английского социализма), обеспечить знаковыми средствами мировоззрение и мыслительную деятельность его приверженцев, а также сделать невозможными любое иномыслие. О любви и взаимоотношениях между мужчиной и женщиной там, в частности, сказано: «Его (члена партии) половая жизнь, например, полностью регулировалась двумя новоязовскими словами: «злосекс» (половая аморальность) и «добросекс» (целомудрие). «Злосекс» покрывал все нарушения в этой области… Не было нужды называть их по отдельности, все были преступлениями и в принципе карались смертью… рядовой гражданин… знал, что такое «добросекс», то есть нормальное сожительство мужчины и женщины с целью зачатия и без физического удовольствия для женщины. Все остальное – «злосекс». Новояз почти не давал возможности проследить за вредной мыслью дальше того пункта, что она вредна; дальше не было нужных слов».
Безусловно, перед нами пародия, еще один ключ к пониманию мира, встающего со страниц романа. Новояз символизирует собой перестройку человеческого сознания. Личности как таковой больше нет, она уничтожена. Сознание заменено набором стандартных постулатов, отражающих ту действительность, которая выгодна тоталитарной партийной системе. Любви тоже не существует, ее попросту отменили. Но для нас, читателей, этот мир служит напоминание и предостережением о том, что с человеком, с обществом, с нацией можно сотворить все, что угодно, но только если они позволят сделать это, сами захотят предать себя, свое человеческое достоинство, свою душу и любовь.


Список литературы:

Зверев А.М. О Старшем Брате и чреве кита: набросок к портрету Оруэлла// Джордж Оруэлл. «1984» и эссе разных лет. М.: Изд-во «Прогресс», 1989.
Зверев А.М. Между двух огней: Джордж Оруэлл и критики// Современная художественная литература за рубежом. М., 1989. №4.
Кузнецов С. 1994: юбилей неслучившегося года// Иностранная литература. М., 1994. №11.[электронный ресурс] URL: http://orwell.ru/a_life/kuznet/russian/r_kuznet.
Чаликова В.А. Комментарии к «1984»// Джордж Оруэлл. «1984» и эссе разных лет. М.: Изд-во «Прогресс», 1989.
Энциклопедический словарь английской литературы ХХ века/ отв. Ред. А.П. Саруханян; Ин-т мировой литературы им. А.М. Горького РАН. М.: Наука, 2005.
Хронос. Всемирная история в Интернете/ Оруэлл Джордж. [электронный ресурс] URL: http://hrono.ru/biograf/bio_o/oruwell.html.
Джордж Оруэлл: материал из Википедии – свободной энциклопедии. [электронный ресурс]
URL: http://ru.wikipedia.org/wiki/Джордж_Оруэлл.


Настоящее имя писателя Эрик Артур Блейр.
«The Collected essays, journalism and letters of George Orwell», L., Seeker & Warburg, 1968, IV, р. 502. [4, с.225]
Тrilling L. Speaking on Literature and Society. Oxford, 1980, p. 254. [4, с.226]
Примером является неудачный брак главного героя, о котором упоминается в романе.
«The Collected essays, journalism and letters of George Orwell», L., Seeker & Warburg, 1968, IV, р. 150. [4, с.228]
«The Collected essays, journalism and letters of George Orwell», L., Seeker & Warburg, 1968, II, р. 12. [4, с.226]
В романе уже описывалась сцена, в которой заключенный предлагает забрать вместо себя жену и детей, перерезать им глотки, только бы самому не попасть в комнату 101.












6